042

За несбыточной надеждой
Я сегодня не хожу.
За осиновой одеждой
Грустной осенью слежу.

Засыпать пора настала —
Ветры хлесткие наглы.
Обнажаются устало
Безучастные стволы.

Но пока я видеть буду,
Буду чувствовать пока
Солнца медную полуду
И дыханье ветерка,

Ржавь осеннюю и лужи,
Копья тонкие лучей,
Чистых радуг полукружья,
Свет каштановых свечей —

Все мне будет сердцу близко
В каждой боли боль моя.
Под величественным диском
Нагляделась вдоволь я.

043

Опять кружит меня земля,
Опять кружат меня дороги,
Кибитки, клейма, вензеля
И горизонт зовет широкий.
Пойду, а может, полечу,
Чтоб все познать, заметить, взвесить,
Найти в овраге алычу,
Воздушный змей в степи повесить.
Опять смотреть во все глаза,
Впивать душой красу земную.
Ведь даже эти небеса
Я к юности своей ревную.
И все мне кажется, не так
Любила я, не так смотрела,
Луны начищенный пятак
Своим дыханьем не согрела,
Не приголубила ветлу,
Ногою подорожник смяла,
Янтарь сменила на смолу,
Цветущих лип не обнимала.
Чимгана голубой дымок
Мне доброй не служил приметой —
Мне просто было невдомек.
Что потерять могу все это.

044

Хочу собаку — рыжую дворнягу
С пушистой холкой, теплым языком
И человечьими глазами.
Чтобы она меня встречала,
Помахивала вздернутым хвостом
И радостно протягивала лапу,
Чтоб было между нами пониманье
И грусть была, и радости, и слезы
(Собаки могут плакать, говорят).
Втолковывать ей ничего не надо
И душу выворачивать не надо —
Она должна все понимать сама.
О, как такой необходим мне друг!

045

Соловей у меня в груди,
Беспокойный, строптивый друг.
Я шепчу ему: «Погоди!
Ведь еще не расцвел урюк.

Ведь еще на дворе мороз
И сердито сверкают льды.
На снегу возле спящих роз
Голубиных семейств следы».

Вдаль бегут, на закат клоня,
Человеческие пути.
Смерть, ты можешь настичь меня,
Но скажи соловью: «Лети!»

046

Чистыми, прозрачными, сквозными
Днями золотого сентября,
Ситцами багряно-расписными
Долы одеваются не зря.

Что-то есть тревожное в природе,
Праздничное что-то в небесах,
Что-то есть задорное в народе,
Взвесившем усилья на весах.

Празднично и чуточку печально
Теплые проходят вечера.
Небо высоко необычайно,
Много холоднее, чем вчера.

Ты, мое недремлющее небо!
Ты, моя суровая земля!
Радуешься жертвенности хлеба,
Только с кем-нибудь его деля.

047

Суровый пращур в свой последний день
Имел лачугу и худой плетень.
Но завещал мне, закрывая веки,
Оранжевое солнышко навеки,
Шатры Памира, водные атласы,
И горное кипение Таласа,
И желудей, и листьев вороха,
И матового инея меха.

Он дал в наследство и ковыль мне русый,
Черешен полированные бусы
И алое, как оболочка перца,
Любовью переполненное сердце.
Я благодарна пращуру и рада,
Что от рожденья сказочно богата.

048

Я сама как земля. Подставляю бока
Дерзновенным ветрам и надменным светилам,
А душа, как земной океан, глубока,
Материнским подвластная чувствам и силам.

Вечным грузом ложатся на землю дома,
И железо куют не для легких колечек.
Я немалую тяжесть взвалила сама
На свои узковатые женские плечи.

На любом человеке, как город, судьба ?
Крепко строят свои убеждения люди!
И порою становится тяжкой ходьба
В деловой суете и настойчивом гуде.

Вздрогнул мир. Покачнувшись, обрушился дом…
Может, в буйстве от тяжести жизни спасенье?
И пускай обо мне рассуждают потом,
Вспоминая невиданное землетрясенье.

049

Тоненькая девочка из детства,
Что так строго смотришь на меня?
Привыкают женщины глядеться
В зеркало перед началом дня.

Дорого даются откровенья,
И не все значения чисты,
Но вовек не оборвутся звенья
С радостью врожденной правоты.

Иногда я становлюсь тобою,
Тополиный пух, смеясь, ловлю,
Камушки коричневые мою,
Звездочку прищуриться молю.

Мы с тобой единое. Я знаю —
Ты исчезнешь в миг один со мной,
И порой тебя я заклинаю,
Чтобы не шептала за спиной.

Сколько ты напутала мне в жизни,
За меня слова произнося!..
В дерзкой вере, словно в героизме,
Сила сердца проступает вся.

Пусть сложилась жизнь не так, как надо,
И порою душит тишина —
Нет во мне скептического яда
И мечта по-прежнему нужна.

По ночам немыслимое снится —
Синий снег, багряный плюш вершин…
И всегда лицо твое дымится
В зеркале сквозь сеть моих морщин.

050

Сказали: «Убит у Карпатских отрогов
И там похоронен в дубовом леске…»
Мне вспомнилось: быстро бежит по дороге
Веснушчатый мальчик с рогаткой в руке.

А мало ли дней августовских, погожих
Мы с ним проводили, играя в песке,
И я подчинялась вождю краснокожих,
Когда приходила купаться к реке.

Мы красили красным гусиные перья,
Чтоб сшить головную повязку вождю.
Он с шумом, наотмашь, распахивал двери,
Бросаясь навстречу слепому дождю.

Он знал подземелье, где ночь и прохлада,
Места, где податливо гнется лоза,
Дупло у забора огромного сада,
Где можно припрятать четыре туза.

Мы часто сидели на корточках тихо,
Казалось, что лень говорить от жары,
Мы ждали, чтоб он по-мальчишечьи лихо
Нам выкрикнул первое слово игры.

А нынче — шаги по бульвару скрипели…
Кому же сказать: не хочу, не могу.
Представить, как он в длиннополой шинели
Лежал, леденея, на грязном снегу.

051

Я изменяла матери своей,
Отца любила во сто крат сильнее
За то, что ласков, и силен, и весел
Бывал со мною в детские года.
А в юности, когда пришла любовь,
Ее святую верность променяла
За властный взгляд и беспокойный ум.
Сказал бы мне любимый: «Прыгай!» —
В огонь, в глухую прорубь, в океан,
Я прыгнула бы жалкою овцою, —
Но маму позвала бы на лету.
И все-таки я к маме возвращалась
Сто тысяч раз за жизнь свою.
Я думала о ней и поклонялась
Ее уменью повторять былое,
Прощать нам всем и думать лишь о нас.
Потом пришел мой сын.
Он был моим всецело,
Но игры и товарищи пришли,
Мальчишеская удаль и любовь
Пречистым взглядом промелькнула.
Потом его тянули от меня
Идеи, города, и горизонты,,
И девушки. А мне казалось,
Что он ко мне сто тысяч раз вернется,
Сто тысяч раз попросит полотенце,
Сто тысяч раз расскажет о себе.
Кто не изведал белизны больниц,
Их запахи и вздохи не запомнил!
Родятся там и умирают там.
Там, что ни день, сто тысяч поединков.
Вот бредит мама. Бодрствую над ней,
Борясь с ее желанием бежать,
Сорвать бинты горячими руками.
Я знаю, что она
Ко мне бежит в своем полусознаньи.
И плачу от любви, и жалости, и страха
И думаю о жизни и о смерти,
И к сыну сквозь пространства ухожу.
Да, ухожу, как раньше уходила
Сто тысяч раз за счастьем и бедой.
Но сыновья всегда уходят дальше,
Как будто в космос сыновья уходят
К своим делам, желаниям и женам
Единожды и, может, навсегда.
А мама смотрит на меня печально,
А я смотрю сквозь темноту на сына,
А он стоит спиной ко мне — далекий —
И смотрит в нескончаемую жизнь.