032

Жизнь — скульптор. Создавать спеша,
Художник лепит существа из глины —
Характеры, достоинства и вины
В свои создания вложа.

За каждым преступлением стоит
Преступников шеренга неподсудных,
Боль унижений и причин подспудных,
Порою безобиднейших на вид.

Разрушить город — нужен только день,
Построить — годы, иногда столетья.
Деревья тратят силы на соцветья
И все-таки отбрасывают тень.

А человек, как будто плод, —
Здоровый плод или червивый,
Уродливый или красивый,
Родной душой иль антипод.

Заглядываю я в глаза,
Все в них таинственно и чудно,
И очень горестно и трудно,
Когда оправдывать нельзя.

033

Земная ось, земная ось,
Мне пережить сто бед пришлось,
Как нищенке, любви просить,
Боль отречения сносить,
По-детски верить в миражи
И утопать в трясине лжи.
Я, как никто, понять могла
Томленье пленного щегла,
И слезы ив, и сны берез,
И горе увядавших роз.
Скрипит, скрипит земная ось,
Недаром есть на свете злость.
Идут осенние дожди,
И очень грустно от вражды…
Но жизнь, как чародей, щедра.
В ней сила вечного ядра,
В ней журавли, цветы, поля —
Тяжеловесна мать-земля.
Она живет, она дарит,
О бесконечном говорит.
Чисты мерцанья вешних рос. —
Скрипит, скрипит земная ось…

034

Все всерьез — тугие гроздья гнева,
Как канат натянутый, тропа.
Знала ли мифическая Ева,
Что такое грозная толпа?

Что такое боль и потрясенья,
Что такое жизненная грязь, —
Ведь не для святого вознесенья
Женщины отбеливают бязь.

Чтоб она была под стать сугробам,
Чистотою радовала глаз.
Молча наклоняются над гробом,
Чтоб поцеловать последний раз.

День грядущий как звено обоймы.
Каждый век по-своему жесток.
Сквозь утраты, горести и войны
Суть души проносят, как цветок.

Чтоб она светилася волшебно,
Белоснежной лилии под стать.
Разве можно теплотой душевной,
Радостью одаривать устать?

035

Я никогда не думаю о мести,
Кресты и камни — некому мне мстить.
Живу не ради зависти и лести —
На белом свете незачем мне льстить.

Но в поздний час, когда уснут живые,
Я за молчанье ночь благодарю
И ожидаю тучи грозовые,
И с мертвецами долго говорю.

Пусть белый свет велик и первозданен,
Пусть темнота прекрасна и глуха.
Мы понимаем счастье с опозданьем
Средь полночи по крику петуха.

По листику в канаве сточной,
По первому несмелому снежку,
По величавой мудрости восточной
И лани на пологом бережку.

Спешат расти и люди и растенья,
И каждому любезна высота…
Как жалко, что уходят поколенья
И тщетной остается правота!

036

Через месяц придет весна
И откроет текучесть рек.
А ко мне, когда я одна,
Ходит выдуманный человек.

Он вчера лишь в окно стучал,
Грязным ногтем ледок разбил,
Туповатым углом плеча
Целый город на миг закрыл.

Он шептал мне: «Открой — войду.
Знаешь, скоро начнет светать, —
Все равно нет числа в году
Чтоб тебе с нетерпеньем ждать!»

Я хотела уйти — сбежать.
Дверь скрипучую затворить, —
У квартального рубежа
С первым встречным заговорить.

И нелепо ему сказать
О двулапом гранитном льве,
И что надо мне отыскать
Дом, которого нет в Москве.

Там короткие вечера
И назойливых чисел нет —
Там мне скажут, что спать пора, —
Как бывало в двенадцать лет.

037

Полюбить бы горестно и нежно.
И пускай идут себе года.
И в апреле, и зимою снежной
Светится далекая звезда.

Любоваться этою звездою,
Хмурой ночью тихо тосковать,
Босиком пройти по травостою,
До рассвета ясного вставать.

Пусть неодолимая преграда
Встанет очертанием простым —
Никакой взаимности не надо,
Только б сердце не было пустым.

038

Мне думалось когда-то — счастье близко,
Протянешь руку — вот оно — владей!
Но воздвигают люди обелиски,
И все еще прикован Прометей.

Как мне хотелось дружелюбных сказок,
Ручьев журчанья, ласточкиных гнезд.
Камеди сгусток солнечен и вязок,
И ничего нет благотворней верст.

Но зло живет. Издревле и доныне
Прав тот, кто громогласен и силен.
Цветут ростки усталые в пустыне,
И шар земной войною опален.

Добры ветра к молоденьким березкам,
По-своему щедра ко всем весна.
Но кладбищем владеет Пискаревским
Дух горечи и мертвенного сна.

Нет животворней солнечного диска
И не замолкнут голоса детей,
Но воздвигают люди обелиски,
И все еще прикован Прометей.

039

Пал шахматный король. Его корона
Уже дана другому королю,
Хоть в этом королевстве нету трона
И подати равняются нулю.
Но шли бои. В атаку рвались кони,
Слоны трубили, вражий стан поправ.
Какой-то чалый, в шелковой попоне
Кусал коней, выказывая нрав.
Отдав все силы разума сраженью,
Припасть бы вдруг к холодному ручью.
Порой равны победы поражению
И кто-нибудь да празднует ничью.
Но если уж бороться, так бороться,
И, недовольство заглушив собой,
Позиции сдавали полководцы
И вновь бросали легионы в бой.
Есть сила притяжения в работе,
Но силы озаренья не равны,
А надо всюду — и в труде и в спорте —
Поддерживать достоинство страны.
Гроссмейстер хмуро слушает напевы.
Когда себе он промахи простит?!
Грустят в коробке обе королевы
И женщина любимая грустит…
. . . . . . . .
Рад победитель. Очень много света
Дарует слава в суете мирской.
Ликуй, король, но твой преемник где-то
Уже сидит за шахматной доской.

040

Рогатки вечны. Через сто веков
Мальчишки будут мастерить рогатки.
Бумажных змеев выше облаков
Пускать, ликуя, прыгать без оглядки
В холодные объятия воды,
И сабель деревянных рукоятки
Обтесывать, не ведая беды.

А сколько раз ждала я от судьбы
С наивностью ребячьей откровений!
Ведь дали так невинно голубы,
И горестную быстроту мгновений
Не замечаешь смолоду всегда.
В начале человеческой тропы
Горит неугасимая звезда.

И тянешься к ней. Каждая весна
Становится тревожным ожиданьем.
Мелодия прекрасна и звучна —
А иногда становится страданьем.
Природа непреклонна и дерзка,
И, как сама вселенная, вечна
По радости общения тоска.

041

Уже на исходе август
Безоблачный звездный август.
Солнце лишь только светит,
Оно уже не палит.
Шарами тугими яблоки,
Наполнены сластью дыни,
Груши такие прозрачные,
Что косточки разглядишь.
Осень — она же мудрость —
В ней тысячи сокровений.
Все в ней надо знать, предвидеть
И понимать сполна.
Все познается осенью:
Обманчивость ягод волчьих,
Никчемность плодов маклюры,
Всех бед и невзгод плоды.
Но осень не только тучность,
Не только ветров прохлада —
Она еще боль и горечь,
И времени вещий зов.