062

Тополь сбросил пушистые серьги.
В синий пруд опрокинулась высь.
Словно свечи пасхальные в церкви,
На каштане соцветья зажглись.

Мне никто не навязывал веры
И смиренных молитв не шептал.
Азиатское солнце без меры
Накаляло бесстрастный металл.

Ветер пробовал голос сквозь щели,
Рокотала тугая струя.
И каштаны приглушенно пели,
Дни и ночи листвой шевеля.

Шмель гудел мне о чем-то секретном,
И пиликали зло комары.
Бубенцами звеня о заветном,
Рвались ввысь голоса детворы.

В полночь вслушаюсь, снова и снова
Различаю звучания в ней,—
От великого русского слова
И в беде становлюсь я сильней.

063

В проеме ночи прямо на стекле
Шевелится какое-то растенье.
Побеги распрямляются во мгле
И вспыхивают, словно в нетерпенье.

Мне хочется притронуться к нему,
Сорвать хрустальный лепесток с побега.
Прислушаться неведомо к чему,
Почувствовав бодрящий запах снега.

И пусть опять сквозь хрупкую листву
Проступит полночь из далекой были,
Чтоб, повинуясь ночи волшебству,
Ты снова улыбнулся в снежной пыли,

Пусть тьма великодушно, как всегда,
Любую растворит в себе неловкость,—
Достаточно улыбки сквозь года,
Чтоб душу не томила одинокость.

064

Я тебе не стану говорить о ветре,
У тебя другое, у тебя — снега.
У тебя на каждом трудном километре
Тихо шевелится снежная тайга.

Ты поедешь к чукчам на собаках — лётом,
Будет снега столько, сколько хочешь ты.
Навсегда запомнишь однодневным летом
Северных растений бледные цветы.

Может быть, однажды постучится в двери
Женщина с огромной трубкою во рту,
Рассказать, какие бродят в тундре звери,
Объяснить по-женски птичью суету.

От собачьей ласки не бывает грустно.
Все пойдет как надо — снег и тишина.
За окошком пряжу ткет мороз искусно,—
Дальняя, большая, белая страна.

Будет за стеною легкое хрустенье,
Может быть, снежище, может быть, снежок.
У кого уменье, у кого терпенье,—
Одержимость тоже очень хорошо!

065

Нынче я во вселенной одна —
Не с кем умничать, не с кем глупить.
Не пригубливать — буду до дна
Одиночество медленно пить.

Миру сонному кланяюсь я…
За окном не увидишь ни зги.
Мы с рождения с миром друзья,
Мы с рождения с миром враги.

Выйдешь к речке, маклюра хлестнет,
Богомол сложит лапки в мольбе,
В тихой заводи щука плеснет,
Благодарная щучьей судьбе.

Шевельнется гадюка в траве,
Огонек поразит высотой.
Взбаламутит родник человек,
А другой одарит чистотой.

Мы с рождения с миром друзья,
Мы с рождения с миром враги,
Но ему исповедуюсь я
И порою шепчу: «Помоги!»

066

Пойду к обрыву. Загляну в глубины —
В них проплывают тихо небеса
И кажутся прозрачно голубыми
Моей печальной осени глаза.

Тревожными, но тихими ночами
Блестят ее бездонные зрачки,
А у меня полвека за плечами,—
Поют мне что-то за полночь сверчки.

Но все еще мне чудятся привалы
На берегах Сурхоби и Муксу
И валунов холодные овалы,
И тополек, роняющий росу.

Был светлый мир, и озеро лоснилось,
Пригрело солнце рыбью мелюзгу,—
А все дурное просто мне приснилось
И прочно отпечаталось в мозгу.

Гляжу подолгу неотрывно в воду.
В ней проплывают тихо небеса.
Дадут ли мне когда-нибудь свободу
Моей печальной осени глаза?

067

Степь моя! Чего бы ты хотела?
Грузных яблонь, сонных тополей
Или чтоб пшеница шелестела,
Чтоб светился хлопок облака белей?

Голодно тебе сейчас, полынно,
Трескается от жары земля,
Миражи плескаются невинно,
Пыльные колючки шевеля.

Ты подобна дикой кобылице —
Нрав звериный и в глазах огонь,
Но конец приходит небылице —
Соль с ладони слизывает конь.

Двигается небосвод громадный —
Светится древнейшее табло.
Грозный зверь, упрямый и коварный,
Чувствует сердечное тепло.

068

Хороши глаза твои, Восток!
Терпкий зной и звездная усталость,
Презирающий с рожденья жалость,
Сладковатый животворный сок.

Солнце жжет, и сердце, словно факел,
Одержимо жаждет доброты.
Для чего прекрасны так цветы?
Для чего пылают кровью маки?

Чудится лавинный конский бег,
Молнии клинков в разгаре страсти,
Освященное страданьем счастье,
Обращенный к свету человек.

Над рекою гнутся камыши…
Как я чистой доброты хотела!
Что такое жаждущее тело,
Если нет в нем страждущей души?

Хороши глаза твои, Восток!
Скольких ты очаровал навеки?
Как металл кипящий, блещут реки,
Утопает в синеве песок…

069

Я вернусь к тебе с Востока
В проливные дни апреля
Песнь прослушать водостока
И потрогать лапы елей.

Положу на стол гранаты
И шары айвы скуластой.
Откровенья дружбы святы,
Хоть свидания не часты.

Мы пройдем с тобою снова
По весеннему Тверскому,
Приобщим и наше слово
К настроенью городскому.

В общежитие заглянем,
Словно в жизнь свою былую,
И опять, как прежде, станем
Вспоминать напропалую.

Назовем живых и мертвых,
Погрустим о встречах давних,
Об осьмушках хлеба черствых
И о случаях забавных.

Время вечностью чревато,
Над судьбой мудрит любою.
Хорошо, что жизнь когда-то
Породнила нас с тобою!

071

Обниму, растрогаюсь, доверюсь,—
Что за дело до чужой беды!
Пусть растет на голых сопках вереск
Без единой ласки, без воды.

Буду самой нежною и тихой,
Научусь примерно угождать.
Быть не обязательно франтихой,
Чтобы научиться побеждать.

Обвинят — не буду бессловесной,—
Ставят же охотники силки!
Ведь не в доме, не в корчаге тесной,
В поле вырастают васильки!

Собственные горести забуду,—
Не страшна минувшая гроза!..
Только как смотреть я буду
Сыну-безотцовщине в глаза?

072

Боль проходит бесследно,
Горький опыт не страшен.
Гнев огнем негасимым
Пляшет в каменных чашах.

О огонь вековечный,
Страшной памятник жатвы!
Над тобою беззвучно
Повторяются клятвы.

Дети смотрят на пламя
Напряженно, как судьи,
И простые молитвы
Шепчут старые люди.