011

На склонах хребтов Алатау
Столпились тяжелые тучи, —
Извечной природе во славу
Снегами окутали кручи.

Вечерние линии строже,
Пропахла дорога бензином,
И солнце на бархатном ложе
Гигантским лежит апельсином.

Направо суровые горы,
Налево бескрайность долины,
Зеленою черточкой «скорый»
И реденький строй тополиный.

Бессмертную прелесть вселенной
Постигнуть нельзя по картинке.
Поэзии сущность нетленной
Заложена в каждой былинке.

Склонись у кювета над нею.
Возьми невесомую в руки
И, строки шепча суховею,
Почувствуешь тяжесть разлуки.

012

Позабуду разве я пыльные края!
Солнечная Азия, колыбель моя!
Степи желтоватые, белые хребты,
Зрелого хлопчатника дымные черты.

Скажут мне однажды в мартовскую стынь:
«Что тебе жестокая красота пустынь!
Что тебе далекая горная река,
У кибитки глиняной запах кизяка!
Ты теперь по-новому жизнь свою наладь —
Чтоб хрусталь на скатерти, тишина да гладь…»

Только что хорошего в этом — не пойму!
Душно мне становится иногда в дому.
Очутиться хочется в юности опять,
В фартук парусиновый хлопок собирать.

После ливней бурную видеть Исфару,
Под арчой мохнатою переждать жару,
С неизбывной нежностью озирать хребты,
Подчиняться радостной власти красоты.

013

Мы привыкаем к розовым садам,
Прохладе парков, запахам сирени,
Цветенье различаем по родам
И не виним в пресыщенности зренье.

Но чтобы знать, как хороша земля,
Не надо роз и родников не надо!
Белесые полынные поля,
Раскосо заштрихованные градом,
Строптивость граней, цвель солончака,
Верблюдов горделивое уродство
И робкое сиянье светлячка
Достаточны, чтоб видеть первородство
И жизнеутвержденье красоты,
Заложенной во всех земных твореньях…

И потому в моих стихотвореньях
Совсем не обязательны цветы.

014

Восток во мне. Гляжу его глазами,
Его душою чувствую века.
Я знаю, переполнена слезами
Времен минувших сонная река.

Я знаю, в ней жестокость и прощенье,
Жар от камней, от листьев, от песка,
И бескорыстье, и позор, и мщенье,
И самая горючая тоска.

Всегда исходит пряным соком мята.
О чем-то грезят тяжкие плоды.
Всегда земля томящаяся рада
Пречистому дыханию воды.

И не проходит ощущенье жажды,
Холодных листьев, солнечной росы,
Когда, сорвав, надкусишь хоть однажды
Тугие виноградные усы.

015

Мне ветер на горных тропинках Алая
Задорно свистел о сокровищах края,
И грифы, с высот неприступных своих,
Когда-то прослушали гордо мой стих.

Мне Вахш, разъяренный тисками, когда-то
Ревел об отчаянной смелости брата —
Народа, что видит вселенную с круч
И строит жилища свои выше туч.

И бесконечные горькие думы
Поведали мне не спеша Каракумы.
Грудной жеребенок мне палец сосал
И Каспий в лицо мое брызги бросал.

Все правда, я с детства в долгу неоплатном —
Не счесть вешних радостей в мире громадном.
И кровь разгоняет оправданный риск,
И кажется чудом в песках тамариск.

Живу ли, умру ли — останется правдой
Тревожная песня, рожденная жаждой,
Садов облетевших морозная голь,
Полувековая сердечная боль.

Стучи, мое сердце! Стучи до предела!
Чтоб каждая строчка по-своему пела,
Чтоб в час предрассветный звенела роса,
Янтарно светилась камеди слеза.

016

Пойду по тропке. Выйду к кишлаку
И оглянусь на суету квартала.
Я чуточку от города устала,
И хочется к живому огоньку
Присесть поближе и смотреть, как пляшут
Седые гномы в красных колпачках,
Платочками оранжевыми машут,
Зажатыми в горячих кулачках.
Задумчивая бродит там корова,
Груз вымени торжественно неся,
Глядит на руки, корочки прося,
И кажется, лизнуть тебя готова.

Все разговоры наших редких встреч
С хозяйкой о посадках, о поливе,
О ребятишках и о синей сливе,
И не беда — коверкать буду речь,
Она смешает русское с узбекским,
Слова дополним мимикой, движеньем,
Чтоб остроту веселых фраз сберечь,
Наполненных взаимным уваженьем.
На смуглом пальце вдруг блеснет колечко,
Присядет на веревку стрекоза,
Прищурит на мгновение узбечка
Живые черносливины-глаза.

Чем связаны мы? Красотою неба,
Тропинкой узкой, кружевом листвы,
Рекой, бормочущей то быль, то небыль,
Иль свежестью картофельной ботвы?..
Иль в нас обеих красота народа,
И радость, и печаль, и правота,
Единые усилья и борьба,
Единый хлеб, единая природа
И женская единая судьба?

018

Как-то раз, у длинного обоза.
Друг спросил: «Откуда ты тогда,
Если ты не видела березы
И речного губчатого льда!

Русская! Так что же тебе помнить
Желтые песчаные поля,
Душный ветерок каменоломни,
Розовые всплески миндаля!»

Из России я… Но сердцу святы
Залитые маками бугры,
Вдоль ручьев кусты душистой мяты.
Выдумки узбекской детворы.

В синем небе не разделишь дали,
В речке не разделишь ручейки.
Я живу в такой стране, где стали
Все народы, все края близки.

019

Не стану я камнем лежачим, —
Ведь жизнь — расставанья и встречи,
Рюкзак перекинув за плечи,
Послушаю ветры в Рыбачьем.

Пропахну белесой полынью,
Сроднившись с простором воочью.
Засну, опьяненная синью,
Глубокой, загадочной ночью.

И пусть, отвергая запреты,
Мне свежесть вливается в жилы,
Суровая мудрость планеты,
Ее материнские силы.

Чтоб вечность потрогать рукою,
Глотнуть темноты бессловесной,
Чтоб не было в жизни покоя
От собственной силы и песни.

020

Я, как птица ночная,
Растворяюсь во тьме,
Холода обвиняя,
Зябко ежусь во сне.

Повторяюсь в страницах,
Повторяюсь в мечтах,
Снег на темных ресницах,
А любовь на устах.

Под торжественным небом
Чутко спят тополя,
Пахнет дымом и хлебом
Дорогая земля.

Месяц рожки покажет,
Город лампы зажжет…
Человечество жаждет,
Человечество ждет.

Небольшая забота —
Мягкий хлеб и жилье.
Пусть всегда для кого-то
Бьется сердце мое!

021

Я никому не стану лгать о жизни,
О легкости ее и простоте.
Дивуешься порою быстроте
Расцвета, увядания и смерти.
И кажется, провозгласишь: «Не верьте
Незыблемости каменных гордынь,
Непогрешимой подлинности тверди
И аромату мирзачульских дынь».

Но все равно в любом моем упреке
Влюбленность безграничная сквозит.
Пускай осенний дождик моросит,
Змеей вползает в душу отчужденье
Ко спеси и ненужной суете,
Но и посмертно жизнеутвержденье —
Великий человеческий удел.

И поднимая жухлый лист с земли,
Его былой я ощущаю глянец.
Боярышницы мимолетный танец
Над травами мне чудится в ночи.
В темно-зеленых зарослях арчи
Торжественные угасают зори,
Пружинят на кромешной глади моря
Планет голубоватые мячи.

Повсюду жизнь. Теней повсюду трепет
С борьбою вечной, жаждой и враждой.
Летит над тополями козодой,
В потомство свое жадное влюбленный,
И человек, смертельно оскорбленный,
Найдет границу меж добром и злом,
Согретый человеческим теплом.