Архив рубрики: Стужа

се101

101

Женщина пела. Пела фальшиво и тонко.
Пела давно, уже много минут.
Терлась о мокрый песок плоскодонка,
Словно боялась, что волны сомнут.

Небо и море были от века бездонны.
Камень прибрежный пожизненно наг.
Властвуют вечно у моря законы:
Ветер и стерлядь, любовь и маяк.

Женщина пела. Пела о мокром канате,
Свитом в огромный, осклизлый калач,
Ветер, шутя, поднимал ее платье
И уносился за волнами вскачь.

Небо и море были от века бездонны.
Плыли всегда по морям корабли,
Плыли под солнцем, плыли под месяцем сонным,
Ждали земли от земли до земли.

се102

102

А у меня не будет черных кос,
Мне не мечтать, по пристани шагая,
Что, возвратясь из плаванья, матрос
Мне привезет цветного попугая.

Меня и не прельщает все равно
Владенье этой птицею хвастливой,
Ведь мне теперь, я знаю, не дано,
Как прежде, быть любимой и счастливой.

Окно раскрою — листьями шурша,
Головка розы тихо догорает,
И разом наполняется душа
Волнением и радостью без края.

Я счастлива, — я знаю, я смогу
Взлететь над крышей с голубиной стаей,
Причудливой снежинкой на снегу
От нежности и теплоты растаять.

Биенье соков в мартовских стволах
Легко весною ощутить, не видя,
И музыку почувствовать в словах…
И потому возможно ль быть в обиде?..

се104

104

Черное по белому в тетради.
А в душе? Да ты б узнать могла,
Надо только чуточку потратить
Своего душевного тепла.

Не иначе узнают об этом, —
Лишь теплом настойчиво дыша…
Как ларец с замедленным секретом,
Робко открывается душа.

Нет алмазов под ее покровом,
Но такой не бесполезен труд,
Не руками — ласкою и словом
Человека за душу берут.

Вот она! Бери ее, потрогай.
Не во вред ей дружеская речь.
Как немного надо, как немного,
Чтобы человека уберечь.

се105

105

Я знаю: есть доброе в мире и злое,
А древняя грань между ними узка.
И льется в бездонную чашу былое
Настойчивой, тонкою струйкой песка.

Я знаю: в ней много прекрасных творений,
Немыслимых судеб и дерзких затей.
В ней гул от широких шагов поколений,
Бубенчики смеха счастливых детей.

В ней пламя любви и незыблемой воли,
Извечная, яркая радость труда…
Но сколько ничем не оправданной боли
Еще ежедневно стекает туда!

се106

106

Я умирала миллионы раз,
И каждый раз, прощаясь со вселенной
И яростно страдая и скорбя,
Неистовствуя думой сокровенной,
Оплакивала заново себя.
Лес первобытный придвигался хмуро,
Дым от костра тянулся в небеса.
Мне на лицо набрасывали шкуру,
Чтобы не видеть мертвые глаза.
И где-нибудь в минувшем, на Яике,
В курной избе обтесывался гроб,
Отбрасывала горестные блики
Свеча у изголовия на лоб.
В степи, и в городах, и в океане,
У берегов медлительной реки
Неистово крестились христиане,
Кладя мне на ресницы пятаки.
Вороны суетились оголтело,
Немало поразмыслив за века,
Почувствовав недвижимое тело
У края голубого ледника.
Я умирала сытой и голодной,
Жуя свою распухшую десну,
Униженной, забытой, оскорбленной,
Влюбленной в человека и весну.
Праправнуков на печке ожидала,
Старенье проклиная и былье, —
Но и самою смертью утверждала
Бессмертие великое свое.

се108

108

Ждать ветра, ждать солнца, ждать теплой волны.
О чем умолять, когда нету вины?
Задиристой песней повсюду дерзать,
В обнимку с дождем на дороге плясать,

Терзаться догадкой, по степи кружить,
Без удержу думать, без удержу жить.
Все это знакомо. «Воистину так!» —
Любой улыбаясь ответит простак.

А если, все доводы эти круша,
Грустит втихомолку над прошлым душа,
Не хочет смеяться, не хочет любить,
Не может простить и не может забыть,—
Тогда как?

се109

109

Я всю дорогу думала о ней,
О голубой необычайной птице.
Все может быть: пройдет немного дней,
И мне она к полуночи приснится.

И будет снег в разливе тишины,
И заскрипят курносые салазки.
Мне скажет сын: «Дожив до седины,
Ты не могла отделаться от сказки».

Я все на свете выдумать могла,
Я подражала птичьему присвисту,
Дышали ветки, шевелилась мгла,
И муравьи-солдаты шли на приступ.

И птица, отряхнувшись после сна,
Расчесывала тонким клювом плечи,
И знала я, что вот сейчас она
Заговорит со мной по-человечьи.

И скажет: «Все на свете от весны,
От сказки и волнующейся мяты,
А люди залетать теперь вольны
Повыше непоседливых пернатых».

Трава шумит от ветра иногда,
В ней суетятся мыши без опаски.
Из камня возникают города
И — нету несбывающейся сказки!

се111

111

Пробежавшись под дождем раскосым,
Встречный ветер про себя кляня,
Ты теперь, наверно, сушишь косы,
Голову над плиткой наклоня.

И, тебя глазами провожая,
Я стояла молча у окна,
Мне казалось: ты мне не чужая
И что я сегодня не одна.

Все твое, открой лишь только двери,
Встань у печки, косы теребя, —
Ты ведь тоже можешь только верить,
Сколько ни обманывай тебя…

се112

112

Я так жду тебя, добрая весть,
Так тревожно и тягостно жду,
Что и лилии могут расцвесть
На сухом полированном льду.

По ночам, когда тихо вокруг
И простор яснолицей луне,
Вдруг отчетливо стукнет: тук-тук!
Да ведь это же сердце во мне!

День за днем, год за годом идут,
Мимоходом листву теребя.
Никакого счастливца не ждут
Так, как я ожидаю тебя.

се113

113

Не бросай с вороньего полета
Сентябрем истраченную медь.
Не твоя ль упрямая забота
Временами сдержанно шуметь?..

Не носи в ночную темень ужас,
Не свисти, не плачь и не жалей,
А стряхни воронью неуклюжесть
Распрями верхушек тополей.