075

А И М

Там, далеко, средь синих миражей,
Горбов песчаных в порослях колючих
Привычного к безводью янтака
Стоит, наверно, гордо пирамида,
Когда-то нареченная «АИМ».
Геодезистов вездесущий знак,
Сколоченный из толстых бревен.
Он почернел и стал щербат
От крошечных песчинок, что взлетают
Как насекомых вольные рои.
Я видела, — на кончик пирамиды
Порой садились отдыхать орлы.
Презрительно смотрели на людей,
Что собирали для костров янтак,
Высасывали жаркими губами
Кровь из проколов кожи на руках.
Солоновата кровь. Я это знаю.
А самая крепчайшая любовь
Бывает в тягость, если ты не любишь.
И там в песках — на высоте АИМ
Она меня невольно злила.
Чтоб собственное чувство оправдать,
Я недостатки в любящем искала.
Смотрела в темно-серые глаза,
Обросшее лицо, обломанные ногти,
И кривизна кавалерийских ног,
И преданность слепая раздражали!
А откровенный взгляд пугал.
Прекрасны оратории ветров
Средь темноты, безлюдия, простора,
В них голоса каспийских волн
И, кажется, как будто плачут чайки,
Поют пески и небеса поют,
Противоборствует напору пирамида,
Поскрипывают палки и брезент.

Не спят в палатке. Слушают ветра.
И каждый думает о смысле жизни.
Он так велик, а иногда ничтожен,
В одном сознанье — это целый мир,
В другом — семья, достаток, дети,
А то лишь только хрусткие бумажки
С затейливыми знаками внутри.

В расшатанной палатке у АИМ’а
Стихотворений не писала я.
Душа моя еще формировалась.
Она была особой, как у всех.
Штампованных, как будто пятаки,
Душ на планете вовсе не бывает.
А человек любил мои глаза,
Тугое тело в ситце полинялом
И волосы волнистые любил —
Он женщину во мне любил.
Ему, наверно, часто снились
Свои младенцы на моих руках.
Я чувствовала это и смеялась,
Отодвигаясь от его руки.
Потом во мне проснулась жалость.
От жалости далеко ль до любви?!
Но все прошло…Средь синих миражей
Стоит АИМ, исхлестанный ветрами.
Жизнь не изнежила меня.
Стихи и сын — все то, что я имею,
Все, чем горжусь и думаю о чем.

Но изредка мне преграждает путь
Сверкающая черным лаком «Волга».
Он у руля, и рядом с ним жена, —
Поблекшая чуть-чуть, но хороша
Спокойствием и гордостью хозяйки.
Он думает, наверно: «Поэтесса!
Что стоит мне обдать тебя
Дорожной грязью, смешанной со снегом!»

Стоит АИМ,
А я иду домой
И наклоняюсь над листом бумаги
Без сожаленья о былом.