Архив рубрики: Цена прозрения
Сборник стихотворений » Цена прозрения»
це002
«ЧАСТЬЮ ДУШИ ОСТАЕТСЯ СТРОКА…»
В этой книге, молодой читатель, представлены уже известные и еще незнакомые тебе стихи Натальи Буровой. Она была художником талантливым, своеобразным. В ее строках распахнута перед нашими душами светлая и большая душа человека, вобравшая в себя столько земной радости и тревоги, что, казалось бы, малый мир одной человеческой личности, одной незамысловатой внешне жизни становится миром многих, томимых, как и Бурова, «духовной жаждою» красоты и человечности, сострадания и деятельного добра.
Я покупаю стихотворенья
Крупной ценою — ценою прозренья
Смелость испробовав, в пропасть лечу,
За сокровения болью плачу…
Способность прозреть и художественно тонко воссоздать истину, какой бы «крупной ценою» и «болью» ни было заплачено за это прозренье, — один из главных свойств и дарования, и личности поэта — честного, смелого, всегда остающегося самим собой.
Есть писатели, которые слишком легко отвечают на все вопросы бытия, поучая нас, как жить, что делать — «вечно ходит по кругу указующий перст» — насмешливо пишет о подобных «витиях» Бурова. К таким мы относимся скептически, как к старой цыганке, якобы «наперед ведающей» нашу судьбу.
Но мы верим поэту, который, не притворяясь, что знает все, умеет задавать вопросы — себе, нам, бытию… Он не ставит себя над читателем, а включает нас самих в постоянный поиск, процесс постижения истины, активно зовет к размышлению, пробуждает нашу память, нравственные силы. И если вопросы его поставлены точно и умно, если они, как у Натальи Буровой, обращены к совести, к чувству справедливости и высокой гражданственности, — такой поэт, о чем бы он ни писал — о большом или малом, действительно лепит личность, соответствующую идеалу нашей эпохи.
Склонность Буровой к размышлению над судьбами мира и вселенной никогда не отвлечена от живой жизни. Всеобщая связь явлений, преломляясь в сердце поэта, воплощает прежде всего его связь с человеком и человечеством, обретая при этом конкретное социальное наполнение. Символами вечности становятся не только бездонное небо, Земля, Галактика, но и вечный огонь над могилой солдата, знаменуя родство мужественных предшественников и их потомков, близость поколений, общие чувства людей, готовых спасти мир:
О, огонь вековечный,
Страшной памятник жатвы!
Над тобою беззвучно
Повторяются клятвы.
Дети смотрятся в пламя
Напряженно, как судьи,
И простые молитвы
Шепчут старые люди…
Прошедшая трудный жизненный путь, Наталья Бурова все же предстает перед нами как великий жизнелюб и поэт страстного, утверждающего добро и свет оптимизма. Его корни — в прочной связи с миром, в ощущении его необратимого движения по «вертикали», в сознании своей причастности ко всему прекрасному, что было, есть и будет на земле:
Зреет сила в отаве,
Зерна светят в горсти, —
Жизнь решает, что вправе,
Что не вправе расти.
Все, что быль не дала мне,
Я придумать могла.
Пусть напишут на камне,
Что счастливой была…
Своеобразие художественного почерка Натальи Буровой во многом обусловлено ее любовью к Средней Азии, к Востоку, органичным слиянием с ними, определяя постижение мира и самопостижение героиней ее лирики:
Восток во мне. Гляжу его глазами.
Его душою чувствую века…
Восток — не экзотическое «внешнее оформление» буровского стиха, даже не просто его содержание, это его душа.
Встану ночью. Окно отворю.
Азиатская полночь звучит.
Улыбаясь, себе говорю:
«Сердце Азии это стучит!»
Общее биение сердец русского поэта и мира Азии естественно и органично, ибо в горах или степи, так им глубоко понятых и неповторимо изображенных, героиня Буровой — у себя дома.
«Я своя здесь людям,
я своя здесь травам…»
Наталья Бурова называла Узбекистан своей родиной, воспринимая его как часть великой Родины— Страны Советов. Поэтому ее жизнь, ее творчество — как бы постоянное опровержение знаменитой киплинговской формулы «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». Эта формула-заблуждение неверна не только потому, что утверждает существование «китайской стены» между народами, но и потому, что по сути отвергает исторический прогресс вообще. Лучшие стихи Буровой об Азии как раз запечатлели движение России и Азии друг к другу и их совместное движение вперед.
Душевное движение героини Буровой передает движение самой эпохи. Когда встречаются на тропке у кишлака две женщины, русская и узбечка, — так естественно, искренне, легко возникает гармоничная и прекрасная мелодия человеческой связи, интернационального родства душ, единства жизни на одной планете, где Запад и Восток — одно: земля, небо, хлеб, труд, руки матери, смех ребенка…
Чем связаны мы? Красотою неба,
Тропинкой узкой, кружевом листвы?..
Иль а нас обеих красота народа,
И радость, и печаль, и правота,
Единые усилья и борьба,
Единый хлеб, единая природа
И женская единая судьба…
Поэзия Натальи Буровой — это многомерное и потому вряд ли до конца обозримое лирическое пространство, в нем каждый из нас найдет отклик на что-то свое, личное, сокровенное. Но личное — открытое большому миру, неотделимое от него. Это обусловлено масштабностью мышления и остротой переживания поэтессы, не делившей жизнь на «темы», на подвластное и неподвластное поэзии, извлекающей ее из сухих бугров Тиктурмаса и колыбельных сыну, из горечи разлуки и «кукушечьей мудрости».
Все подлинные чувства сокровенны,
И нет благословеннее даров.
Ведь даже в зябкой сущности измены
Заложено познание миров.
Понятие личного, своего у героини Буровой расширено почти до беспредельности («К моей судьбе причастно все…»). Она ощущает себя наследницей всего, что было до нее, предшественницей всего, что пребудет после: — «суровый пращур» завещал ей и «оранжевое солнышко навеки», и «шатры Памира», и «горное кипение Таласа», и «матового инея меха». В себе самой, в своем восприятии природы, земли, мира как принадлежащего ей богатства героиня Буровой находит точку пересечения с будущим. Ей хочется и после смерти своей быть частицей этого вечного бытия, чтобы служить ему так же, как оранжевое солнце и вода Таласа, как теплый камень, согревающий лапы орла.
День за днем—изумляться, тревожить, любить…
Все мы где-то в пути безнадежно устанем.
Если камнем когда-то придется мне быть —
Я хочу быть тепло излучающим камнем…
Поэзия Натальи Буровой, обращенная к душе человеческой, всегда будет излучать тепло, согревая нас своим чистым и тревожащим душу дыханием.
Составитель и автор предисловия,
к.ф.н. — П. Тартаковский
це003
це003
СОДЕРЖАНИЕ
Поиск — цеХХХ, где ХХХ — номер страницы
«Частью души остается строка…» Предисловие 002
«Я покупаю стихотворенья…» | 008 |
«Только в песне мне счастье дано…» | 009 |
«В час полуденный камни…» | 010 |
«Па склонах хребтов Алатау…» | 011 |
«Позабуду разве я…» | 012 |
«Мы привыкаем к розовым садам…» | 013 |
«Восток во мне…» | 014 |
«Мне ветер на горных тропинках Алая…» | 015 |
«Пойду по тропке…» | 016 |
«Как-то раз, у длинного обоза…» | 018 |
«Не стану я камнем лежачим…» | 019 |
«Я, как птица ночная…» | 020 |
«Я никому не стану лгать о жизни…» | 021 |
«Черный лебедь выгибает шею…» | 022 |
«Сквозь январскую снежность…» | 023 |
«Алые раскроются тюльпаны…» | 024 |
«Несу дитя…» | 025 |
«Мне шар земной…» | 026 |
«Я сына родила не для войны!..» | 027 |
«Наверно, затем остывала земля…» | 028 |
«Горит, горит моя душа…» | 029 |
«Никогда не жил на этом свете…» | 030 |
«Извечно жаждут люди…» | 031 |
«Живу огнем, живу надеждой…» | 032 |
«У моей судьбины, у моей судьбы…» | 033 |
«Опять кружит меня земля…» | 034 |
«Пусть говорят, что не умею жить…» | 035 |
Тюльпан | 036 |
«Вдалеке, словно груди планеты…» | 037 |
«Жужжат голубоватые точила…» | 038 |
«Вода в Анхоре, как перо павлина…» | 039 |
«Ты сохрани навек мое тепло…» | 040 |
«Ты, конечно, увидишь однажды…» | 041 |
Сыну | 042 |
«Я знаю о земле и о любви…» | 043 |
«Чистыми, прозрачными, сквозными…» | 044 |
«Рвут розы. Ночью. На рассвете…» | 045 |
«О нежности мне говорили…» | 046 |
Фируза | 047 |
«Полюбить бы горестно и нежно…» | 048 |
«Кукушечья мудрость: живи да живи…» | 049 |
«Если хочешь — приду на свидание с прошлым…» | 050 |
«Август был бессолнечен и тих…» | 051 |
«Спросят: «Любимой была?..» | 052 |
«Созревают ранеты…» | 052 |
«Тоненькая девочка из детства…» | 053 |
«Я очень много потеряла…» | 054 |
це008
008
Я покупаю стихотворенья
Крупной ценою — ценою прозренья.
Смелость испробовав, в пропасть лечу.
За сокровения болью плачу.
Каждая звездочка сердцу близка,
Частью души остается строка.
Надо сто раз умереть и родиться
С самою робкой травинкой сродниться,
В горестный час улыбнуться суметь
И воспротивиться силе посметь.
Учат меня, от рождения учат,
Лаской берут, недоверием мучат,
Но гениальный провидец любой
Быть не научит самою собой.
це009
009
Только в песне мне счастье дано,
Только в песне легко мне и просто —
Под рукой голубеет береста,
Родниковое светится дно.
Выйдешь в полночь — серебряный рог
Выставляет из облака месяц.
Чистых звездочек блещет штук десять,
А вокруг миллионы дорог.
Все зовут. Только властный их зов
Не для каждого сердца и слуха,
Словно голос мятежного духа
Средь обычных земных голосов.
Тяготилась я с детства всегда
Властью стен, бессердечностью денег,
Постоянством избитых ступенек,
Хоть на этом стоят города.
Потому-то, наверно, давно
Мир мой стал, как рубашка, мне тесен, —
Но в раздольном звучании песен
Мне великое счастье дано.
це010
010
В час полуденный камни, как тело, теплы
И как будто бы ждут человеческой ласки.
Временами на них греют лапы орлы,
Прикрывая плевой свои бусины-глазки.
Камни слушают с вечным вниманьем века,
Ожидая земных и небесных явлений.
Даже цокот подкованного каблука
Не спугнет освященной столетьями лени.
День за днем — изумляться, тревожить, любить…
Все мы где-то в пути безнадежно устанем.
Если камнем когда-то придется мне быть —
Я хочу быть тепло излучающим камнем.
це011
011
На склонах хребтов Алатау
Столпились тяжелые тучи, —
Извечной природе во славу
Снегами окутали кручи.
Вечерние линии строже,
Пропахла дорога бензином,
И солнце на бархатном ложе
Гигантским лежит апельсином.
Направо суровые горы,
Налево бескрайность долины,
Зеленою черточкой «скорый»
И реденький строй тополиный.
Бессмертную прелесть вселенной
Постигнуть нельзя по картинке.
Поэзии сущность нетленной
Заложена в каждой былинке.
Склонись у кювета над нею.
Возьми невесомую в руки
И, строки шепча суховею,
Почувствуешь тяжесть разлуки.
це012
012
Позабуду разве я пыльные края!
Солнечная Азия, колыбель моя!
Степи желтоватые, белые хребты,
Зрелого хлопчатника дымные черты.
Скажут мне однажды в мартовскую стынь:
«Что тебе жестокая красота пустынь!
Что тебе далекая горная река,
У кибитки глиняной запах кизяка!
Ты теперь по-новому жизнь свою наладь —
Чтоб хрусталь на скатерти, тишина да гладь…»
Только что хорошего в этом — не пойму!
Душно мне становится иногда в дому.
Очутиться хочется в юности опять,
В фартук парусиновый хлопок собирать.
После ливней бурную видеть Исфару,
Под арчой мохнатою переждать жару,
С неизбывной нежностью озирать хребты,
Подчиняться радостной власти красоты.
це013
013
Мы привыкаем к розовым садам,
Прохладе парков, запахам сирени,
Цветенье различаем по родам
И не виним в пресыщенности зренье.
Но чтобы знать, как хороша земля,
Не надо роз и родников не надо!
Белесые полынные поля,
Раскосо заштрихованные градом,
Строптивость граней, цвель солончака,
Верблюдов горделивое уродство
И робкое сиянье светлячка
Достаточны, чтоб видеть первородство
И жизнеутвержденье красоты,
Заложенной во всех земных твореньях…
И потому в моих стихотвореньях
Совсем не обязательны цветы.
це014
014
Восток во мне. Гляжу его глазами,
Его душою чувствую века.
Я знаю, переполнена слезами
Времен минувших сонная река.
Я знаю, в ней жестокость и прощенье,
Жар от камней, от листьев, от песка,
И бескорыстье, и позор, и мщенье,
И самая горючая тоска.
Всегда исходит пряным соком мята.
О чем-то грезят тяжкие плоды.
Всегда земля томящаяся рада
Пречистому дыханию воды.
И не проходит ощущенье жажды,
Холодных листьев, солнечной росы,
Когда, сорвав, надкусишь хоть однажды
Тугие виноградные усы.