007

Там ищут золото у ног отвесных скал,
Там сердятся ветра, врываясь в котловину,
И скалится обиженный Чаткал,
Бросаясь зверем в яркую долину.

Там моют золото: пластинчатый песок
Мельчайшей тяжестью лежит на дне бутары,
А по ночам мелькает огонек,
Где жгут костры заезжие татары.

Не знала я, что у зеленых вод
Качает ветер мяту-недотрогу,
И длинноклювый маленький удод
Садится на прибрежную дорогу.

Не знала я причины темноты,
И зерен золотых не замечала,
Но там, у торопящейся воды,
Всех песен моих кроется начало.

008

Долгие дни в вагоне не было тишины,
Думать мешали пятна солнечной стороны.
Даль за окном кружилась,плыли назад столбы,
Дым вдалеке клубился, словно после стрельбы.

Были поля здесь когда-то — травы да камыши.
Люди не брали в руки разные карандаши.
Ездили без оглядки, гнали вперед овец.
Ехал и пел о верстах теплым баском певец.

К вечеру, запылившись, ждали большой луны,
Псам своим поручали темные табуны.
Спали, ругались, пели, плакала ребятня.
Долго жевала телка мокрый конец ремня.

Девушки были какие — волосы до колен,
Ночью к огню таскали связки сухих полен.
Каждой иметь хотелось вместо цветов и муз
Грубой чеканки перстень, горсть золоченых бус.

Каждая для гаданья прятала петуха,
Видеть до слез хотела бравого жениха.
Лет к тридцати имела бабий цветной наряд,
Горы больших подушек и ребятишек ряд.

…Даже в большие ночи не было тишины,
Поезд бежал дорогой выжженной стороны,
Стукали полустанки, фыркали поезда,
Прямо к земле тянулась Северная звезда.

010

Дорога на север, дорога на юг,
Весна начинает свой медленный круг.
Девчонка идет по дороге одна,
А может, спросить: «Уж не ты ли весна?
Не ты ли вчера, возвращаясь с плато,
Несла, как снопы, две охапки цветов?
Не ты ли, развесив платок на кусте,
Визжала от страха, спускаясь к воде?
Не ты ли сегодня в молчанье ночном
Смеялась над другом своим — чабаном?»
Присели мы с ней у ручья на краю.
Не хочет сказать, а глаза выдают.

011

Горы мои, горы! Горы великаны!
Может, и дымились некогда вулканы.
Нынче дыма нету ни одной полоски,
Буйствует в лощинах только щавель конский.

Я своя здесь людям. Я своя здесь травам.
Не бывать здесь нет мне никакого права.
В пасмурные зимы вдалеке отсюда
Много повидаю я огней и люда.
Не всегда бывает старое забыто, —
Закрадется в сердце тонкая обида,
Закрадется в сердце, и в тиши не легче —
Не вздохнуть свободно, не расправить плечи.

А в горах всё ветер, а в горах отары,
Возит с собой скрипку дочь ветеринара.
А когда с обрывов расплывутся тени
И вдруг станут резче запахи растений,
Звук метнется к небу властный, бесконечный.
Словно вся в нем слита гордость человечья.

Люди-то какие! Счастье-то какое!
Все мои обиды снимет как рукою.
Сердце очень близко, сердце станет чутче,
И сама себе я покажусь вдруг лучше.

013

Тиктурмас — это груды бугров,
Обгоревшей травы желтизна.
И широким наплывом ветров
Обдувает могилы весна.

Тиктурмас — это каменный сон
И холмы мусульманских могил.
А ручей, разгонись под уклон,
Серый холм без остатка размыл.

В разоренной могиле темно,
Пахнет гнилыо от множества лет,
И сидит, и белеет давно
Прислонившийся к стенке скелет.

Тиктурмас темноват при луне.
Каждый куст над рекой как скала.
Показалось, наверное, мне:
Шевельнулся осколок стекла.

Слышно здесь лишь рычанье реки,
И я думала несколько раз:
Ну зачем это, взятый в тиски,
Нарушает молчанье Талас?

015

У начала больших синеватых степей
Подступают к ручью пять кибиток из глины.
Стайка белых со ржавым пером голубей
Разгребает с рассвета сухие травины.

Я здесь знаю ветра. Всё ветра и ветра,
Без конца, без начала — и без передышки.
И такое звучит от утра до утра,
Будто кто-то гудит в длинногорлой кубышке.

Где родятся ветра? Всё трава и трава,
Да такая, что голубю нечего клюнуть.
Может, мертвая то ожила голова
И старается рыжие домики сдунуть?

Мне нельзя оставаться до ночи в степи,
Слишком многое ветер насвистывал в уши.
Каждый день — как звено в желтоватой цепи,
И давно уже степь переполнила душу.

Где не пахнет травой? Где кончается быль?
Где границы степей, желтизны и преданий?
Подступает полынью пропахшая пыль
Прямо к окнам высоких решительных зданий.

017

Говорят, что из кусочка льда
Выбежала первая вода
И помчалась прыгать в исступленье
Подползать под плоские каменья,
Обтекать приземистые глыбы,
На песок выбрасываться рыбой,
Чтоб полоской голубой, блестящей
Полоснуть по травам шелестящим.
Говорят, что у корявой сливы
Речка эта прыгнула с обрыва
Потому, что в стародавний век
Золото искал здесь человек.
Увидав заветные следы,
В жадности дошел он до воды
И, наверно, в ту минуту пел,
Но с колен подняться не успел,
И, не в силах справиться с рекой,
Заслонил глаза свои рукой —
И окаменел… Скрутясь в колечки,
В этом месте стала белой речка,
Силуэт обхлестывая жалкий;
А насквозь промоченные палки,
Тронув камень мокрый без опаски,
Медлят перед следующей пляской.

019

И ты пришел…Ты должен был прийти
Через года, через степное ложе.
Ты от большого, трудного пути
Не постарел, а стал еще моложе.
Нас только двое. Тишь со всех сторон.
Здесь будет лагерь, понаедет люду.
А за песками — уходящий звон
От бубенца губастого верблюда.
Здесь будет лагерь. Прямо на земле
Лежат палатки, ящики и колья.
Пора запечь картошку на угле
И оглядеть песчаное раздолье.
Стоит палатка. Стелются пески.
От тишины позванивают звезды.
Забравшись в щель поломанной доски,
Посвистывает ветер… Поздно.
И мы сидим, чтоб слушать до утра,
Как над пустыней время протекает,
Как по причуде нашего костра
Испуганные тени пробегают.
Ты говорил о разном — о весне,
Пока еще бессильной над песками,
И что в ночной ползучей тишине
Вдали деревья кажутся мазками.
Здесь нет еще животворящих рек,
Но где-нибудь, в безрадостной пустыне,
Идет сейчас усталый человек
С ресницами белесыми, седыми,
Идет, поет, песок шуршит у ног,
Звенящим звездам стало в небе тесно.
Вот он сейчас увидит огонек…
Ты замолчал. А это, правда, песня
Там, за бугром. А через полчаса
Нас было трое. Мы сидели молча.
В костре плясала красная коса,
И дым вился назойливей и горче…

021

Напоенный верблюжьей гордыней,
Прошагал одногорбый корабль,
А над степью серебряной дыней
Неподвижно повис дирижабль.

Степь на запахи вечно богата,
Студит воду большого ключа.
Дирижабль увидали ребята,
В небо смотрят, смеясь и крича.

Степь всегда открывалась для взгляда
С перевала — смотри, обнимай!
Ночью ветры носили прохладу
И собачий приглушенный лай.

Здесь в костре обжигали посуду,
В скачке мчали над степью козла.
Уходили цепочкой верблюды
В край, где даже трава не росла.

Я не гость в этом крае полыни,
Все мне дорого с детских времен,
Вот об этой серебряной дыне
Я когда-то здесь видела сон.

023

И в памирских горах набухают снега,
Когда слишком смелеет июль,
И бросаются горные козы в бега
От неловких охотничьих пуль.

А стреножив коня, можно лечь отдохнуть
Под кустом низкорослой арчи.
Ожидая заката, там можно уснуть
Или слушать, как речка рычит.

Полудневные камни и там горячи,
Полуночные звезды высоки.
Можно крепким ударом ременной камчи
Подкосить у прибрежья осоку.