Ссылки

ан264

264

Возлюбленная боль мою понять не хочет,
Любовь безмерную мою принять не хочет.

Желанья сердце это рвут, как лепестки бутон, —
Но пери милость оказать не хочет.

В пустыню горя привела меня моя любовь,
Никто совет мне добрый дать не хочет.

Как сабля острая в бою, меня поранил взгляд.
Никто жестокость ран понять не хочет.

Я в ослеплении любви безумцем жалким стал. —
Любимая об этом знать не хочет.

В ее приветливых словах лукавство и обман,
Но разум хитрость признавать не хочет.

Кто, как не пылкий Навои, твой нежный видит лик! —
Возлюбленная счастьем стать не хочет.

ан263

263

Из всех красавиц мне одной достаточно.
Бутона первого весной — достаточно.

Из тысячи достоинств я одним довольствуюсь —
Ее беспечности со мной — достаточно.

Пусть будут верности моей ответом дерзости, —
Быть рядом с ней любой ценой — достаточно.

Пусть радуются без конца достигшие свидания, —
Мне псом быть пред своей луной — достаточно.

Во мне нет дерзостной мечты коснуться губ твоих,
Твоей улыбки озорной — достаточно.

Пусть кравчий льет в бокал вино багровое, —
Забыться влагою хмельной — достаточно.

Умерь, о сердце Навои, свои стенания, —
Боль обнажать перед толпой — достаточно.

ан262

262

В безмерных горестях моих с былыми сходства нет,
В томлениях любви слепых с былыми сходства нет.

Возлюбленная причиняла боль, но все ж была добра, —
Теперь в ее поступках злых с былыми сходства нет.

Прославились Ширин, Лейли. Красавиц всех не счесть.
В глазах возлюбленной хмельных с былыми сходства нет.

Другого друга завела красавица моя, —
В моих стенаниях глухих с былыми сходства нет.

Я не Меджнун и не Фархад. Изменой я убит.
Среди злодеяний иных с былыми сходства нет.

Не запрещайте мне ходить у стен ее жилья, —
В моих блужданиях ночных с былыми сходства нет.

Великодушен мудрый шах в делах, о Навои, —
Ведь даже средь царей земных с былыми сходства нет.

ан261

261

Не подруга та, которой дух единства не знаком
Между мыслью человека и его же языком.

От возлюбленной я тщетно искренности нежной жду
Речи молвит о заботах, не заботясь ни о ком.

Хитрость у нее на сердце, дружелюбье на словах, —
Розовый язык трепещет ароматным лепестком.

Не умеет иль не хочет вникнуть в суть моей души, —
Без забот она порхает легкокрылым мотыльком.

Только тот быть может другом, кто един с тобой душой,
Лицемерье и коварство злым становятся зерном.

Кто не хочет боли сердца, пусть побережет язык.
Человек молчать не может при страдании любом.

Если вдруг замолкнет сердце, — на устах замрут слова.
Разногласий нет меж сердцем и правдивым языком.

Как скажу, что сердце хочет тишины монастыря? —
Ведь живут во мне желанья, опьяняюсь я цветком.

Ключ к сокровищнице сердца — твой язык, о Навои,
Если преданностью шаху ты исполнен целиком.

ан256

256

Горит во мне живой огонь,— вздохну — и все сгорит,—
Дай волю жадному огню — и все сгорит.

От пламенной мольбы моей звезда зажглась во тьме,—
Я не притворствую,— вздохну и все сгорит.

Как молния, стрела любви. Испепелит она.
Брось в сено искорку одну — и все сгорит.

Я сам подобен мотыльку, летящему к свече.
На лик твой солнечный взгляну — и все сгорит.

Растет моя любовь к тебе, как пламя на ветру,
Я взглядом землю обниму — и все сгорит.

Слезами и огнем любви я иссушен, как лист,—
Увидеть милый лик дерзну — и все сгорит.

Тоска о розовых губах сжигает Навои.—
Средь ночи к ложу я прильну и — все сгорит.

це002

«ЧАСТЬЮ ДУШИ ОСТАЕТСЯ СТРОКА…»

В этой книге, молодой читатель, представлены уже известные и еще незнакомые тебе стихи Натальи Буровой. Она была художником талантливым, своеобразным. В ее строках распахнута перед нашими душами светлая и большая душа человека, вобравшая в себя столько земной радости и тревоги, что, казалось бы, малый мир одной человеческой личности, одной незамысловатой внешне жизни становится миром многих, томимых, как и Бурова, «духовной жаждою» красоты и человечности, сострадания и деятельного добра.

Я покупаю стихотворенья

Крупной ценою — ценою прозренья

Смелость испробовав, в пропасть лечу,

За сокровения болью плачу…

 Способность прозреть и художественно тонко воссоздать истину, какой бы «крупной ценою» и «болью» ни было заплачено за это прозренье, — один из главных свойств и дарования, и личности поэта — честного, смелого, всегда остающегося самим собой.

Есть писатели, которые слишком легко отвечают на все вопросы бытия, поучая нас, как жить, что делать — «вечно ходит по кругу указующий перст» — насмешливо пишет о подобных «витиях» Бурова. К таким мы относимся скептически, как к старой цыганке, якобы «наперед ведающей» нашу судьбу.

Но мы верим поэту, который, не притворяясь, что знает все, умеет задавать вопросы — себе, нам, бытию… Он не ставит себя над читателем, а включает нас самих в постоянный поиск, процесс постижения истины, активно зовет к размышлению, пробуждает нашу память, нравственные силы. И если вопросы его поставлены точно и умно, если они, как у Натальи Буровой, обращены к совести, к чувству справедливости и высокой гражданственности, — такой поэт, о чем бы он ни писал — о большом или малом, действительно лепит личность, соответствующую идеалу нашей эпохи.

Склонность Буровой к размышлению над судьбами мира и вселенной никогда не отвлечена от живой жизни. Всеобщая связь явлений, преломляясь в сердце поэта, воплощает прежде всего его связь с человеком и человечеством, обретая при этом конкретное социальное наполнение. Символами вечности становятся не только бездонное небо, Земля, Галактика, но и вечный огонь над могилой солдата, знаменуя родство мужественных предшественников и их потомков, близость поколений, общие чувства людей, готовых спасти мир:

О, огонь вековечный,

Страшной памятник жатвы!

Над тобою беззвучно

Повторяются клятвы. 

Дети смотрятся в пламя

Напряженно, как судьи,

И простые молитвы

Шепчут старые люди…

Прошедшая трудный жизненный путь, Наталья Бурова все же предстает перед нами как великий жизнелюб и поэт страстного, утверждающего добро и свет оптимизма. Его корни — в прочной связи с миром, в ощущении его необратимого движения по «вертикали», в сознании своей причастности ко всему прекрасному, что было, есть и будет на земле:

Зреет сила в отаве,

Зерна светят в горсти, —

Жизнь решает, что вправе,

Что не вправе расти. 

Все, что быль не дала мне,

Я придумать могла.

Пусть напишут на камне,

Что счастливой была…

Своеобразие художественного почерка Натальи Буровой во многом обусловлено ее любовью к Средней Азии, к Востоку, органичным слиянием с ними, определяя постижение мира и самопостижение героиней  ее лирики:

Восток во мне. Гляжу его глазами.

Его душою чувствую века…

Восток — не экзотическое «внешнее оформление» буровского стиха, даже не просто его содержание, это его душа.

Встану ночью. Окно отворю.

Азиатская полночь звучит.

Улыбаясь, себе говорю:

«Сердце Азии это стучит!»

Общее биение сердец русского поэта и мира Азии естественно и органично, ибо в горах или степи, так им глубоко понятых и неповторимо изображенных, героиня Буровой — у себя дома.

«Я своя здесь людям,

я своя здесь травам…»

Наталья Бурова называла Узбекистан своей родиной, воспринимая его как часть великой Родины— Страны Советов. Поэтому ее жизнь, ее творчество — как бы постоянное опровержение знаменитой киплинговской формулы «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». Эта формула-заблуждение неверна не только потому, что утверждает существование «китайской стены» между народами, но и потому, что по сути отвергает исторический прогресс вообще. Лучшие стихи Буровой об Азии как раз запечатлели движение России и Азии друг к другу и их совместное движение вперед.

Душевное движение героини Буровой передает движение самой эпохи. Когда встречаются на тропке у кишлака две женщины, русская и узбечка, — так естественно, искренне, легко возникает гармоничная и прекрасная мелодия человеческой связи, интернационального родства душ, единства жизни на одной планете, где Запад и Восток — одно: земля, небо, хлеб, труд, руки матери, смех ребенка…

Чем связаны мы? Красотою неба,

Тропинкой узкой, кружевом листвы?..

Иль а нас обеих красота народа,

И радость, и печаль, и правота,

Единые усилья и борьба,

Единый хлеб, единая природа

И женская единая судьба…

Поэзия Натальи Буровой — это многомерное и потому вряд ли до конца обозримое лирическое пространство, в нем каждый из нас найдет отклик на что-то свое, личное, сокровенное. Но личное — открытое большому миру, неотделимое от него. Это обусловлено масштабностью мышления и остротой переживания поэтессы, не делившей жизнь на «темы», на подвластное и неподвластное поэзии, извлекающей ее из сухих бугров Тиктурмаса и колыбельных сыну, из горечи разлуки и «кукушечьей мудрости».

Все подлинные чувства сокровенны,

И нет благословеннее даров.

Ведь даже в зябкой сущности измены

Заложено познание миров.

Понятие личного, своего у героини Буровой расширено почти до беспредельности («К моей судьбе причастно все…»). Она ощущает себя наследницей всего, что было до нее, предшественницей всего, что пребудет после: — «суровый пращур» завещал ей и «оранжевое солнышко навеки», и «шатры Памира», и «горное кипение Таласа», и «матового инея меха». В себе самой, в своем восприятии природы, земли, мира как принадлежащего ей богатства героиня Буровой находит точку пересечения с будущим. Ей хочется и после смерти своей быть частицей этого вечного бытия, чтобы служить ему так же, как оранжевое солнце и вода Таласа, как теплый камень, согревающий лапы орла.

День за днем—изумляться, тревожить, любить…

Все мы где-то в пути безнадежно устанем.

Если камнем когда-то придется мне быть —

Я хочу быть тепло излучающим камнем…

Поэзия Натальи Буровой, обращенная к душе человеческой, всегда будет излучать тепло, согревая нас своим чистым и тревожащим душу дыханием.

 

Составитель и автор предисловия,

к.ф.н.  —  П. Тартаковский

це003

це003

СОДЕРЖАНИЕ

Поиск — цеХХХ, где ХХХ — номер страницы

«Частью души остается строка…» Предисловие                   002

«Я покупаю стихотворенья…» 008
«Только в песне мне счастье дано…» 009
«В час полуденный камни…» 010
«Па склонах хребтов Алатау…» 011
«Позабуду разве я…» 012
«Мы привыкаем к розовым садам…» 013
«Восток во мне…» 014
«Мне ветер на горных тропинках Алая…» 015
«Пойду по тропке…» 016
«Как-то раз, у длинного обоза…» 018
«Не стану я камнем лежачим…» 019
«Я, как птица ночная…» 020
«Я никому не стану лгать о жизни…» 021
«Черный лебедь выгибает шею…» 022
«Сквозь январскую снежность…» 023
«Алые раскроются тюльпаны…» 024
«Несу дитя…» 025
«Мне шар земной…» 026
«Я сына родила не для войны!..» 027
«Наверно, затем остывала земля…» 028
«Горит, горит моя душа…» 029
«Никогда не жил на этом свете…» 030
«Извечно жаждут люди…» 031
«Живу огнем, живу надеждой…» 032
«У моей судьбины, у моей судьбы…» 033
«Опять кружит меня земля…» 034
«Пусть говорят, что не умею жить…» 035
Тюльпан 036
«Вдалеке, словно груди планеты…» 037
«Жужжат голубоватые точила…» 038
«Вода в Анхоре, как перо павлина…» 039
«Ты сохрани навек мое тепло…» 040
«Ты, конечно, увидишь однажды…» 041
Сыну 042
«Я знаю о земле и о любви…» 043
«Чистыми, прозрачными, сквозными…» 044
«Рвут розы. Ночью. На рассвете…» 045
«О нежности мне говорили…» 046
Фируза 047
«Полюбить бы горестно и нежно…» 048
«Кукушечья мудрость: живи да живи…» 049
«Если хочешь — приду на свидание с прошлым…» 050
«Август был бессолнечен и тих…» 051
«Спросят: «Любимой была?..» 052
«Созревают ранеты…» 052
«Тоненькая девочка из детства…» 053
«Я очень много потеряла…» 054

це008

008

Я покупаю стихотворенья
Крупной ценою — ценою прозренья.
Смелость испробовав, в пропасть лечу.
За сокровения болью плачу.
Каждая звездочка сердцу близка,
Частью души остается строка.
Надо сто раз умереть и родиться
С самою робкой травинкой сродниться,
В горестный час улыбнуться суметь
И воспротивиться силе посметь.
Учат меня, от рождения учат,
Лаской берут, недоверием мучат,
Но гениальный провидец любой
Быть не научит самою собой.

це009

009

Только в песне мне счастье дано,
Только в песне легко мне и просто —
Под рукой голубеет береста,
Родниковое светится дно.

Выйдешь в полночь — серебряный рог
Выставляет из облака месяц.
Чистых звездочек блещет штук десять,
А вокруг миллионы дорог.

Все зовут. Только властный их зов
Не для каждого сердца и слуха,
Словно голос мятежного духа
Средь обычных земных голосов.

Тяготилась я с детства всегда
Властью стен, бессердечностью денег,
Постоянством избитых ступенек,
Хоть на этом стоят города.

Потому-то, наверно, давно
Мир мой стал, как рубашка, мне тесен, —
Но в раздольном звучании песен
Мне великое счастье дано.

це010

010

В час полуденный камни, как тело, теплы
И как будто бы ждут человеческой ласки.
Временами на них греют лапы орлы,
Прикрывая плевой свои бусины-глазки.

Камни слушают с вечным вниманьем века,
Ожидая земных и небесных явлений.
Даже цокот подкованного каблука
Не спугнет освященной столетьями лени.

День за днем — изумляться, тревожить, любить…
Все мы где-то в пути безнадежно устанем.
Если камнем когда-то придется мне быть —
Я хочу быть тепло излучающим камнем.