012

ГОРЬКИЙ КОЛОДЕЦ

В Кошкудуке горькая вода.
Голову я той водой помыла.
Слиплись мои волосы тогда
Накрепко от горечи и мыла.

Поблагодарить бы за урок
Да веселость девичью умерить —
Я ж, смеясь, произнесла зарок
Чистоте сверкающей не верить.

Только как не верить чистоте,
Как не восхищаться чистотою,
Блеском глаз и — в ясной высоте —
Маленькой сверкающей звездою!

В темноте заглянешь в Кошкудук —
Светится вода в оправе сруба.
Глубина заглатывает звук
И переиначивает грубо.

Вспыхивает иногда роса,
Злобствуя, сверкнет глазами кобра…
Самые чистейшие глаза
Иногда засветятся недобро.

013

СЕРДЦЕ АЗИИ

Нет и не было никогда
Немоты в азиатской ночи.
Скажут: «Это стучат поезда!» —
Сердце Азии это стучит.

Я в Гиссарской долине была,
В Гарме с веток срывала урюк,
Пиалушку кумыса брала
Из кокетливо крашенных рук.

«Питьпильдык!» — вдруг звучало в траве.
Птица друга звала: «Питьпильдык!»
Путник ковш поднимал к голове,
И взволнованно прыгал кадык.

Спать ложась на узорной кошме,
Прижималась я ухом к земле.
Чьи-то тени шептались во тьме,
Искры нехотя гасли в золе.

«Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… — без конца
Сердце било во мне. — Тук… Тук… Тук…»
Может, это сливались сердца
В равномерный настойчивый стук!

Города проплывали в глазах,
Злые волны глотал акведук,
Шар земной утопал в голосах,
Но звучало в ушах: «Тук… Тук… Тук…»

Встану ночью. Окно отворю.
Азиатская полночь звучит.
Улыбаясь, себе говорю:
«Сердце Азии это стучит!»

014

Я пойду нынче в горы шерстобокие камни потрогать,
Равнодушно шагая, наступать на седую полынь.
Рассмотреть с высоты, как юлит по ущелью дорога,
Взять смятенной душой грубоватого ветра теплынь.

Я пойду нынче в горы посмотреть быстротечные воды,
Там, где в солнечной пыли чуть заметно дрожат миражи.
Пусть наполнится сердце чистотой безграничной свободы,
Пусть пройдет этот привкус твоей потрясающей лжи.

015

Я вижу свои недостатки в кристалле:
Он хрупок, но все же безмерно упрям.
А люди двадцатого века устали
От грозных событий и маленьких драм.
Кристалл неприметен среди минералов,
Весь смысл его где-то глубоко внутри, —
К нему прикасаются губы маралов,
И время над каждою гранью мудрит.
С рождения нету во мне красноречья,
Единственный выход из сердца — строка.
Неисповедима душа человечья,
А лживая дружба всегда коротка.
Карнаи на свадьбе веселой трубили.
Ложилась и мне на плечо пятерня.
Когда я любила — меня не любили,
Когда не любила — любили меня.
Ранимей в разломах кристаллы, хоть жестче —
В них горечь свои оставляет следы.
Куда веселее, надежней и проще
Родиться шершавою горсткой руды.

016

КОЙБОГАР

На горах теперь не сыщешь маков,
По ночам — тревожный, долгий вой.
А ко мне вчера пришла собака
С остроухой волчьей головой.

Что ей надо? Села у порога,
Высунула розовый язык.
Пыхнула коптилка-недотрога,
Озарив неверные часы.

Может, ей в отаре много дела —
Там пастух костер палит до слез.
Может, ей, собаке, надоело
Подгонять упорствующих коз.

Может, это вовсе не собака,
А с большой горы, где облака,
Волчий однолеток-забияка
Прибежал понюхать огонька.

От копыт позванивает горка,
Кто-то едет. Двери распахнуть.
А собака, взвизгнув от восторга,
Бросилась табунщику на грудь.

На горах теперь не сыщешь маков.
Ни шагов, ни свиста, ни отар.
Никого. Пришла бы хоть собака,
Остроухий сторож Кайбогар.

017

Я песни слыхала и птиц и людей,
Я знаю холодные нотки дождей,
Я в бездну веков с любопытством глядела.
Влюбленная в море, на камне сидела,
Дивилась, страдала, ходила, плыла,
Трескучий костер за барханами жгла.
С вниманием слушала долгие годы
Прекрасную вечную тайну природы,
И в мире сверканья и стройных берез
Вставал беспокойный и жесткий вопрос:
Какая меж солнцем и сыростью связь?
Как терпит земля любопытство и грязь,
Охоту на чувства и скользкую ложь?..
Ведь ландыш цветет и качается рожь!

018

Горы мои, горы! Горы-великаны!
Может, и дымились некогда вулканы.
Нынче дыма нету ни одной полоски,
Буйствует в лощинах только щавель конский.

Я своя здесь людям. Я своя здесь травам.
Не бывать здесь нет мне никакого права.
В пасмурные зимы вдалеке отсюда
Много повидаю я огней и люда.
Не всегда бывает старое забыто —
Закрадется в сердце тонкая обида,
Закрадется в сердце, и в тиши не легче —
Не вздохнуть свободно, не расправить плечи.

А в горах все ветер, а в горах отары,
Возит с собой скрипку дочь ветеринара.
А когда с обрывов расплывутся тени
И вдруг станут резче запахи растений,
Звук метнется к небу, властный, бесконечный,
Словно вся в нем слита гордость человечья.
Люди-то какие! Счастье-то какое!
Все мои обиды снимет как рукою.
Сердце очень близко, сердце станет чутче,
И сама себе я покажусь вдруг лучше.

019

В Азии родилась, в Азии умру,
Хоть гудит порою ветер не к добру,
Хоть лукавит солнце над моей бедой,
Режет ткань небесную месяц молодой.
Редко меня радуют старые друзья.
Но с Большой Медведицей подружилась я —
Вправленная в раму темного окна,
Плавно опускается надо мной она.
Я шепчу Медведице: «Что-нибудь скажи!
Светятся ли где-нибудь нынче миражи?
С мамонтами схожи ли темные дома?
Будет ли жестокою новая зима?
Почему нахохлившись ходят воробьи?
Почему так трудно ладить без любви?»

Полечу я к морю, полечу в леса.
Привыкать попробую к новым голосам.
У иван-да-марьи верности спрошу,
Рядышком с рябиной доживать решу.
Только там Медведица слишком далека,
Острою осокою поросла река,
Не цветет миндаль там, не лоснится лох,
Соловей, наверно, от громов оглох.
Нет травы верблюжьей, виноград не рос,
Нет на пыльных листьях скуповатых слез —
Не дождаться радости, сколько ни живи,
Ибо не бывает счастья без любви,

020

Не унижаю качеств я людских.
Ищу общенья, повторяю строки
И, как пилюли, горькие уроки
Послушно принимаю иногда.
Средь шумов растерявшись городских,
Из вежливости поклонюсь врагу,
Потом неделю мучаюсь сердечно
(Бросает в жар от тайного стыда).
А гения обожествить могу,
Когда его прозренье человечно.
Но иногда пред беспристрастным взором
Проходит вереницей тьма людей.
Умильно улыбнется лиходей,
Наивность ланьей кротостью блеснет
И сластолюбец прошагает чинно,
Орлиным взором полоснет расчет,
И качеств человеческих лавина
С утробным гулом мимо потечет.
И кажется, гордится страусиха,
Лев жмурится, мартышка пудрит нос,
Не принимая вечности всерьез,
Хитрят, хвостами серебрясь, лисицы,
Скулит дворняжка у дверей.
Так, значит, не случайно баснописцы
Спешат очеловечивать зверей.

021

Где пройду? Чего еще увижу?
Где сорву кроваво-алый мак?
Никого я в жизни не обижу,
Не задену озорных гуляк.

Буду рвать орехи, анемоны,
Дыни и прозрачный виноград,
Хилые выращивать лимоны
И ловить в ладони влажный град.

Познавать, что будет и не будет,
От желаний праздничных глупеть —
Ведь всю жизнь меня учили люди
Трудно доверяться и скорбеть.

Будут и заботы и печали
И не будет радостям числа.
Если жизнь не удалась вначале,
На вселенной не срывают зла.