073

Блаженна усталость. Тяжелое тело
Гудит, словно провод на крепком ветру.
Всегда ожидает нас доброе дело
И каждое сердце открыто добру.
Лежу, и плывут перед мысленным взором
Свечения лиц и одежд пестрота,
Дома с красноватым казахским узором,
Мечты человеческой высота.
Я знаю обыденность. Столько в ней власти!
Порою она — словно пропасть без дна.
Опасность в покое и мелочном счастье,
Тупом и туманящем больше вина.
Просветишь лучом полновесные яйца —
Там теплится жизнь в скользкой слизи белка
Как трудно бывает себе же признаться,
Что цель многодневных усилий мелка.
Порою великой становится малость
И еле приметна гордыня сама.
Я знаю — чтоб стала блаженством усталость,
Довольно любви и крупицы ума.

074

Облака… Облака… Очертания изменяя,
Сонмы призраков странных над землею проносят они,—
То сомкнутся, в жестокости мир обвиняя,
То с овечьим бездумьем разбредутся по сини одни.

Бородой Черномора заслонит полнеба,
Трехголовый дракон попытается солнце сглотнуть,
Осторожно наклонит кувшин златокудрая Геба,
Чтоб в свое отраженье на сверкающей влаге взглянуть.

Как знакомо все это… Все было,
Снилось, думалось, пелось, к наитиям мысли влекло.
Ничегошеньки я из уроков судьбы не забыла.
Но прозрачна душа, как промытое ливнем стекло.

А порой от прекрасной устанешь надежды —
Ничего не сбылось и во мраке теряется путь.
Дождь сердито срывает с беспомощных кленов одежды,
В свое тесное ложе возвратиться торопится ртуть.

Русь моя… Моя Азия с пылью и блеском
Смутных хаузов и шелковичных листков!..
Все смягчается вод никогда не смолкаемым плеском,
Добродушие мудрости, лунным сияньем висков.

075

От фальши становится душно,
Для жадности нет оправданья.
Должно быть, отчаянно скучно,
Коль все исполнимы желанья.

Порой не минуешь недужья.
Луна припадет к изголовью.
Как страшно от равнодушья!
Как трудно с ненужной любовью!

Но первый пробьется росточек,
Далекая юность приснится;
Присев между солнечных строчек,
Попросит внимания птица.

И вечно чего-то желаешь,
Надеешься снова и снова,
Весну за весной ожидаешь,
Как будто в ней счастья основа.

076

3мея ползет. Извилины в пыли
Небрежную напоминают подпись.
Но змеи бы, наверно, не смогли
Жить только ядом, непрерывно злобясь.
А полоз безобиден и красив.
Узор на скользкой чешуе несложен,
Но, ложь и правду вечности вкусив,
Мозг человека слишком осторожен.

«Змея! Змея!» — бегут за ним крича
И бьют с азартом, ликованьем, смехом.
Безжизненное тело волоча,
Как подвигом, любуются успехом.
А полоз безобиден… Так в быту
Казнят порою чувства, настроенья,
Подхватывают слово на лету
И гасят непонятное горенье.

077

О, как я верю розовым цветеньям!
О, как я верю бархатным тычинкам!
О, как я верю голубым садам!
Когда была девчонкой длинноногой,
Меня сады повсюду обступали.
И я могла бродить между деревьев
Бездомно от зари и до зари.
Там был еще гигантский виноградник,
И сторожа с трещотками с рассвета
Усердно отгоняли воробьев.
Ходила я купаться к Рамадану
И в омуты без устали глядела.
Мне чудились там волосы русалки
И серые печальные глаза.
Глаза, глаза. О, сколько женских глаз
За годы жизни мне смотрели в душу!
В них были бесшабашность, озорство,
И торжество, и злоба, и смятенье,
И огненное счастье, и мольба,
И ревность, и тупое равнодушье.
По выраженью глаз я узнавала судьбы,
Характеры, и мироощущенье,
И отблеск и цветений и восходов,
И тихий шелест голубых садов,
Теперь я знаю: мир во мне с рожденья,
Я заразилась миром от садов,
От них во мне желание покоя,
И радости, и синей тишины.

079

Ребенок в небо упустил шары
И слезы растирает кулаками.
Летят, летят зеленые миры,
Отсвечивая теплыми боками.
Я говорю мальчонке: «Не реви!
Гляди, как хороши твои планеты!
Им только солнца надо и любви
И чтоб сбывались добрые приметы.
Там Волга есть и есть Амударья,
Медведи есть, олени и кукушки,
Покачивают теплые моря
Прибившиеся к берегам ракушки.
Там сказки есть, и чудеса, и сны,
И светом переполненные книжки,
И, что ни город, ждут своей весны
Свои неугомонные мальчишки.
А детство начинается с игры,
А мудрость достигается веками…»
Летят, летят зеленые шары,
Отсвечивая теплыми боками.

080

И опять Новый род. Как и прежде бывало,
Побрякушек веселых разноцветный накал.
Может, это вчера я на стол накрывала
И опять уронила граненый бокал.

К счастью! Плеском вина отмечаются даты.
И веселье и боль оседают на дне.
Предначертанный шаг отбивают солдаты.
И целуются тени в закрытом, окне.

Шелестели ветра, били бубнами ливни,
Голубой кисеей нависал снегопад.
У столетних орешин могучие бивни
Каждый год в октябре обнажал листопад.

Терпкость тягостных дней забывается частью.
Если ветер в лицо, повторяешь: «Держись!»
Что же ты не идешь, мое горькое счастье,
То, которого я ожидала всю жизнь?

081

Опять горят оранжевые цинии,
Последнее приветствуя тепло,
А небеса полотнищами синими
Натянуты с рассвета на стекло.

Все словно застывает в этой ясности,
От резких откровений не уйти,
И кажется, в бескрайней безучастности
Сочувствий живого не найти.

Хоть нету на земле неповторимого,
Душевной теплотой мы дорожим.
День кажется улыбкою любимого,
Вдруг ставшего до ужаса чужим.

082

Ты, конечно, увидишь однажды,
Лишь немного еще поживи,
Как из грубого серого камня
Возникает богиня любви.

Как сливается небо с землею,
Как барашки по морю бегут,
Как сжигают мосты за собою
И ленивый покой берегут.

Светотень искажает фигуры,
Утомляет голубизна.
Как неистово хочется бури,
Если быль безысходно грустна!

Пусть успех твои дни освещает,
Только истины старой держись:
Лишь бессмертие мысли венчает
Неприметную, трудную жизнь.

083

Воскресенье нынче, воскресенье.
Нагота и тоненький ледок.
В беспробудном сне стоят растенья,
В луже отпечатался следок.

Сколько раз я видела все это,
На стекло дышала столько раз!
Непреклонна каждая примета,—
Есть во всем таинственная связь,

Дождь идет или снега искрятся,
Солнышко сияет неспроста.
Сны нам фантастические снятся,
Как чернила темнота густа.

Но всегда нам что-нибудь да светит
Светлячок, надежда иль звезда.
И смеются у порога дети,
И летят в пространства поезда.