031

Словно плод у белого налива,
Материнство зреет молчаливо.
Ничего еще не знают люди,—
У кого-то набухают груди,
У кого-то родинки бледнеют,
Губы теплотою пламенеют,
На лице сквозь белизну невнятно
Проступают мятежами пятна.
И всегда на свадьбах бьют посуду,
Жизнь идет, на миг не умолкая,
Новые и новые повсюду
Маятники и сердца толкая.

Женщина идет через дорогу,
Порождая у людей тревогу.
Грузно, осторожно, как слепая,
На асфальт холодный наступая. —
А глаза, как звезды, добрым светом
Освещают лица и предметы,
Радостью тревожною искрятся
И кому-то непременно снятся.
Ведь глаза святой в славянской дали
С женщины беременной писали.

032

Звезда моя! Где ты? Ищу тебя вечно
Средь звездочек, робко горящих вдали.
Деревья омытые светятся млечно,
И тени плашмя на дорогу легли.

Я знаю, ты самая малая искра.
С рожденья тревожен и труден твой путь.
Иные сдаются и падают быстро,
Чтоб в темном пространстве сгореть как-нибудь.

Наверное, жить мне осталось недолго,
Успеть бы закончить земные дела.
Дала же мне радость великую Волга,
И Азия песенный дар мне дала.

Грядущее было и будет отрадой,
В него я с извечной надеждой гляжу…
Звезда моя! Где же ты? Только не падай,
Пока я последнюю песнь не сложу!

033

На пасеке когда-то в Капланбеке
Даль колыхалась от дневной жары.
Глотали пчел, срываясь с ветки,
Красавцы длинноклювые — щуры.

Под громкий выстрел факелом зеленым
Летела птица дивная к земле,
Чтоб чучелом, навеки удивленным,
Застыть у пчеловода на столе.

Я плакала над каждым теплым тельцем,
Мне было жаль его живой красы.
Я жаждала немудрствующим сердцем
Жестокости все бросить на весы.

Но познавая сложности с усердием,
Я завязала памятным узлом,
Что может быть жестокость милосердьем,
А милосердье величайшим злом.

034

Ребенок в небо упустил шары
И слезы растирает кулаками.
Летят, летят зеленые шары,
Отсвечивая теплыми боками.
Я говорю мальчонке: «Не реви!
Гляди, как хороши твои планеты,
Им только солнца надо и любви
И чтоб сбывались добрые приметы.
Там Волга есть и есть Аму-Дарья,
Медведи есть, олени и кукушки.
Покачивают теплые моря
Прибившиеся к берегам ракушки.
Там сказки есть, и чудеса, и сны,
И светом переполненные книжки,
И, что ни город, ждут своей весны
Свои неугомонные мальчишки.
Мы начинаем жить всегда с игры,
Но мудрость постигается веками…
Летят, летят зеленые шары,
Отсвечивая теплыми боками.

035

По пескам, по голубым отрогам
Вечно виться тропам и дорогам.
Сколько ног, копыт и лап верблюжьих
В мутных отпечатывалось лужах,
Васильков цвело, хлебов качалось
И ростков соцветьями венчалось.

Вахш шаманом извивался в пляске,
Сыр-Дарья нашептывала сказки,
Волга, как владычица, сверкала,
Лунный камень Карасу искала,—
Лунный камень, странный, нелюдимый,
Тайною своей необходимый.

А душа всегда, как будто Волга,
Суть свою накапливает долго.
Как меня томила эта сила!
Как на волю вырваться просила!
Стать мечтою, песней, сокровеньем,
Озаренным молнией мгновеньем.

Но закат взмахнет мохнатой бровью,
Поборов медлительность коровью,
Ветер сгонит тучи табунами,
Волчьей стаей взвоет за стенами,
Рану застарелую затронет,
Одиноким парусом напомнит,
Что любовь, и красоту, и волю
Окупаешь ревностью и болью…
На руинах вырастают зданья,
Назначают девушки свиданья.
День грядущий сердцем ощущая,
Радуешься, солнышко встречая.

037

Много покоя —
Хочется бури,
Трудной загадки
В хитром прищуре.

Плавать, как рыба,
Видеть, как птица,
И над решением
Дерзостным биться.

Чтобы средь песен,
Мыслей и вздора
Людям оставить
Каплю задора.

Зернышко правды
В радостной сказке
И бескорыстную
Искорку ласки.

038

Я так жду тебя, добрая весть,
Так тревожно и тягостно жду,
Что и лилии могут расцвесть
На сухом полированном льду.

По ночам, когда тихо вокруг
И простор яснолицей луне,
Вдруг отчетливо стукнет:«Тук-тук!»-
Да ведь это же сердце во мне!

День за днем, за годом идут,
Мимоходом листву теребя.
Никакого счастливца не ждут
Так как я ожидаю тебя.

039

Соловей у меня в груди,
Беспокойный, строптивый друг.
Я шепчу ему: «Погоди!
Ведь еще не расцвел урюк.

Ведь еще на дворе мороз
И сердито сверкают льды.
На снегу возле спящих роз
Голубиных семейств следы».

Вдаль бегут, на закат клоня
Человеческие пути.
Смерть, ты можешь настичь меня,
Но скажи соловью: «Лети!»

040

Мне кажется, что август на исходе
Горячим ветром ржавчину намел
И что, замедлив тень на повороте,
Тугие крылья накренил орел.

Что изменилось?! В юности беспечной
Меня манили диких гор зубцы,
Война и боль в душе моей навечно
Оставили глубокие рубцы.

Встречались мне и ненависть, и горе,
И кривда, непреклонная, как рок,
Несправедливость побеждала в споре,
Всегда хватало досыта тревог.

И, кажется, должна бы постареть я,
Душа бронею обрасти должна
Но поражают вечностью соцветья,
И человечность каждому нужна.

Наверно, стану я как лунь, седою,
Пройду не раз по лезвию ножа,—
Неутоленной, вечно молодою
Тревожная останется душа.

041

Не любить на земле нельзя,
Не дарить на земле нельзя,
Словно солнечная заря,
Согревают порой глаза.

Как дневной небосвод глубок!
Если версты смотать в клубок,
Мой клубок — словно лунный шар:
В нем безводной пустыни жар,
Ярость ветра, реки простор,
Отцветающей вишни сор.

Звезды ночь напролет горят
И в печали меня корят:
«Подожди,— говорят,— подожди!
Вот омоют тебя дожди,
Одуванчики скинут пух,
Соловей, словно добрый дух,
Околдует тебя опять,
И захочется все отдать
Людям, птицам, тугим корням,
Разноцветным земным огням!»