045

Возле самого края зеленой земли
Дед отстроил себе наконец-то землянку,
Положил за икону в платочке рубли
И скамейку поставил себе на полянку.

И сидит, и считает все дни напролет,
Хоть во рту у него ни единого зуба,
Сколько птиц пролетело в ночной перелет
В темноте над громадой чубастого дуба.

Сколько белых, и серых, и черных ночей
Окунаются в омут в течение лета,
Сколько туго набитых соломой печей
Начинают дымить на земле до рассвета.

Я ходила к нему, я хотела купить
Все, что знает старик о земле и о птицах, —
Почему, если очень захочется пить,
Синеватой воды никогда не напиться,

Почему, если дождик без удержу льет,
Все становится сразу моложе и чище,
И могучий орел, отправляясь в полет,
Не на солнце летит, а тушканчиков ищет.

Я хотела узнать, почему я сама
Жду апреля, когда лишь снежники летают,
Словно сделает он голубыми дома
И обязан мне дать все, чего не хватает.

Не пришлось мне тогда старику заплатить:
Он пошел подметать земляные ступеньки,
Посоветовал больше к нему не ходить
И запрятать в карман свои глупые деньги.

047

Знойны степные равнины,
Стерлись недели и числа.
Даже полет ястребиный
Полон огромного смысла.

Волны далекие рыжи,
Степь в бесконечной печали,
Словно богатства свои же
Ей уже бременем стали.

Эта недоля степная,
Небо над ней голубое, —
Я ведь давно уже знаю, —
Связаны чем — то с тобою.

Катятся желтые волны.
Воздух — само ожиданье.
Степи… А сердце так полно,
Что подступают рыданья.

048

Знаю, прямо к хижине дощатой
Выползла тропинки полоса.
Там, наверно, так же татарчата
Дразнят непоседливого пса.

Знаю, там липучие туманы
Ползают три месяца в году.
Я, наверно, поздно или рано
К двери приоткрытой подойду.

По дороге буду торопиться,
Спутника восторженностью злить,
Даже молчаливому вознице
Травы не забуду похвалить.

Где ручей бросается в сторонку,
Словно разобиженный навек,
Мне навстречу вместо татарчонка
Выйдет бородатый человек.

Скажет мне: «Немало в эти годы
Утекло стремительной воды».
Опьянев от ветра и свободы,
Кеклик прокричит на все лады.

Знаю, будет почему-то грустно,
До глубокой ночи не до сна.
Высушенной травкой кто-то хрустнет,
И опять надолго тишина…

050

Белое облако к югу поплыло,
День занимается, пахнет осокою.
Стадо, спускаясь к реке, напылило
И замутило ее, неглубокую.
Где моя родина? Там ли, за верстами,
В городе, шумом полуденным залитом,
С небом, проколотым мачтами острыми,
С теплыми-теплыми красными звездами,
Словно согретыми солнышком за лето?
Где моя родина? В длинном вагоне ли,
В хитросплетеньях малинника старого,
Там ли, где горы снега свои подняли
Кверху, подальше от мокрого, талого?
Там ли, где девочка — рыжие волосы —
Долго играла каменьями плоскими,
Пальцем на лбу сделав грязные полосы,
Слушала ветер с его отголосками?
Родина! Холод воды взбудораженной,
Ком облаков, не успевших пролиться,
Рельсы, ведущие к роще, наряженной
В кружево ярких клеенчатых листьев.
Родина! Всплески пронырливой щуки,
Годы любви, ожиданий, стремлений,
Мамины теплые, мудрые руки
В гуще желтеющих, хрупких растений.
Там, где дома упираются в облако,
Скользкие ночи, цветные зарницы,
Мутные блики булыжника мокрого…
Может, и правда, что нет ей границы?..