026

За стеной ребенок громко плачет —
Прошлой ночью там родился мальчик
И за время первого денька
Понял смысл тепла и молока.
Жизнь прожить—не поле перейти.
Перевалы встретишь на пути,
Будут ветры иногда грубы,
Будет напряжение борьбы.
Дни прекрасны, как ни говори, —
Наполняют светом янтари,
Выжигают вымерший камыш,
Тарахтят железом старых крыш,
Выгибают радугой вдали
Все оттенки неба и земли.
Жизнь прожить—не поле перейти.
Надо все уметь перенести,
Горечь моря ощутить во рту,
Ненависть понять и доброту.
За стеной ребенок громко плачет —
Прошлой ночью там родился мальчик…
Этот мальчик лет через пяток
У отца потребует свисток.
Этот мальчик, сидя у окна,
Будет думать, «Где теперь луна!»
«Почему под остролистой веткой
Навсегда зарыли человека!»
«Почему нельзя ходить во тьму,
И сова не видит—почему?»

027

Говорят, великодушной ложью
Можно человека воскресить,
Сладить с лихорадочною дрожью,
Кровной мести пламя погасить.

Лгут несчастным, лгут у колыбели,
Трудно лгут у смертного одра.
Если ложь оправдывает цели,
То она по-своему мудра.

Но коль смерть нависнет надо мною,
Ты мне правду сущую скажи. —
Надо же последнею весною
Изумрудной надышаться ржи!

028

Казахстан! Казахстан!
Летит стремительный сапсан. —
Клинков, несущих смерть, лютей
Изгиб его стальных когтей…
Что поэтичнее крыла?!
Ему вселенная мала!
И думается—нет границ
Гордыне рукотворных птиц.

Любила я Аулие-ата
В нем первая моя мечта.
В нем я когда-то встарь
Открыла новенький букварь,
Лепила глиняных зверей,
Ловить пытались пескарей.
Давным давно прошла пора,
Когда все сущее—игра,
Когда незыблем твой очаг
И может радовать горчак.
. . . . . .
Степь примыкает к небесам.
Казахстан! Казахстан!
Полынь, колючая трава
Росой единою жива.
Идет, идет, идет состав,
Упущенное наверстав.
Гордится на столбе орел
Как будто вечность приобрел.

Коротких станций здесь не счесть
Здесь продают верблюжью шерсть
И бронзу рыб, и крепкий курт,
Паласы — украшенья юрт.
Но не верблюжин горбы
Суть человеческой судьбы.
Жизнь вечной новизне верна,
В ней горные валы зерна
И запах яблок, и копры,
И будущее детворы.
Сидят на шпале голубки…
Кружат дорог моих клубки.
Друзей я помню и врагов.
Ветра аральских берегов,
Горчайшую такыров соль
И незаслуженную боль.
Но сколько в красоте мирской
Несовместимого с тоской!
Полна я этим миром вся
И песни мне не петь нельзя!

030

ЗЕЛЕНЫЙ ЧАЙ

Зеленый чай, зеленый чай…
Вы не вдыхали, невзначай,
Его целебные пары
Во времена дневной жары?

У хаузов давным-давно
От буйной зелени темно.
Сух, как котел, небесный свод. —
Пиалы водят хоровод.

На возвышеньях старики. —
К событьям вековым близки.
В глазах и гордость и печаль…
Ах, дивный чай! — Зеленый чай!

Я повидала город Ош.
Он был по-своему хорош.
Там в придорожной чайхане
Напиток этот дали мне.

Он не привлек к себе весь мир.
Он азиатских стран кумир…
В пузатых чайниках, как встарь,
Горит расплавленный янтарь.

От Средней Азии берет
Традиции мой древний род.
Любил мой дед карагачи
И зелень темную арчи.

Орлиный клекот, тленье звезд,
И тополь, устремленный в рост,
Повадки молодых коней,
Гуденье пасеки своей.
. . . . . .
Спешил куда-то самовар,
Сердито вырывался пар…
Казалось, засвистит: «Прощай!»
Но наполнял стаканы чай.

Обычай чаепитья стар,
Как шелест вековых чинар.
Теперь не спорят, — предки чьи
Со вкусом дули на чаи!

032

От тропинок, истоптанных за века,
От вершин, величавых и строгих,
Звездотканная высь далека,
Хоть ведут в поднебесье дороги.

Мы шагали по тропам до темноты.
Словно только усталость искали.
Из провала клокочущей черноты
Поднимались шершавые скалы.

И за нами с рассвета до ветреной мглы
Вечным спутником пыльное облако плыло.
На шесте одинокой могилы муллы
Конский хвост на ветру шевелился уныло.

Кое-как забирались на перевал
Там, где ветер от скорости колкий,
И на скате горы разбивали привал.
Подвывали голодные волки.

Там в покатую землю вцепились лески,
Наклонившись чуть-чуть над обрывом отвесным.
Там, где желтые травы безмерно жестки,
Я нашла бесконечную песню, —

От которой тепло, когда стынут слова,
От которой рождается смелость,
От которой в душе моей юность жива,
Чтоб до старости молодо пелось.

033

СЫНУ

Не жгут тебя прелести слова и звука.
Тобою давно овладела наука. —
Значительность чисел, процессов режим,
Динамика точных и умных машин.
Хочу, чтоб ты знал вдохновение взлета,
Приметы ветров и пчелиного лета,
Чтоб чтил, словно предок молитву, хлеб-соль.
Презреньем не тронул душевную боль.
Хочу, чтоб ты жил интересами века,
До старости помнил азарт велотрека,
Чтоб сердцем живое видение грел.
Как в небо, сквозь петлю, Кибальчич смотрел.
. . . . . . . . . . .
Необратимо вселенной круженье.
Единое есть на планете движенье, —
Увековечить той правды зерно,
Что кровью и муками миру дано.
Призванье сердец миллионов и сотен —
Задумчивость песен, величье полотен. —
Они всемогущи и внове, и встарь…
Хочу, чтоб тебя не назвали «технарь».
Мы оба с тобой безотцовщиной сыты,
А ночи созвездьями тонко расшиты. —
Счастливо твои засыпают сыны
И видят красивые, добрые сны.
Во всем есть следы устремленья и риска,
Есть тайная горечь в судьбе тамариска.
В нетленности духа уверилась я, —
Да будут созвездья! Да будут друзья!

034

В тесной раме окна почерневшие кроны,
Бледно-серым квадратом стоят небеса,
И летят, и летят на край света вороны, —
Словно слышатся им вдалеке голоса.

Белый, белый туман опояшет ночами
Все стоящие здесь голубые дома…
Сколько лет, сколько зим у меня за плечами!
А была ли счастливой, — не знаю сама!..

Может, счастьем назвать мне вишневые почки?
Или первый январь с золотой мишурой?
Может, первой записки неровные строчки
И Каспийское море с июльской жарой?

Все осталось во мне, и горит, не сгорая,
Тот костер, что когда-то мне душу обжег,
А природа живет, все собой повторяя,
И пути засыпает январский снежок.

Вспомню давние дни, в город детства уеду,
В быстротечный Талас буду долго глядеть.
За архаром пойду по чуть видному следу, —
Словно сил во мне издавна некуда деть.

Попрошусь заглянуть в белый карточный домик,
Где сердито смотрела сова на меня,
Где лежал на окне Маяковского томик,
Где любила смотреть я на пляску огня.

В старый садик войду и у речки присяду.
Там маринок когда-то бывало полно.
Может быть, отыщу в созерцанье усладу,
Словно снова увижу немое кино.

Мне давно уж пора в зеркала не глядеться, —
Воспевать зрелых лет дорогие края…
О, мое беспримерно короткое детство!
Нерасцветшее дерево — юность моя!

036

Ночь полынью пропахла. В далеких степях
На цветущей полыни настояны ветры.
Пролетают они над землей второпях.
Горьковатой прохладой обдав километры.

У полынных соцветий особый узор.
День за днем отливает полынь желтизною.
Все житейские беды — немыслимый вздор,
Если с далью полынною слиться весною.

Седоватые листья небрежно сорвать,
Растереть между пальцами, жадно вдыхая,
Ничего от природы родной не скрывать,
От больших городов и дорог отдыхая.

Я сама, как полынь. Только горечь мою
Не развеять мятежному ветру по свету.
Если я о горчайших соцветьях пою —
Не корю за седые пространства планету.

У цветущей полыни особая стать,
И особенный запах в июньской теплыни,
Потому-то, наверно, вовек не устать
В городской маяте вспоминать о полыни.

037

Не колдую я швейной иголкой.
Суеверия здесь не при чем —
Иногда я кажусь себе Волгой,
Иногда—безымянным ручьем.

Белым пламенем майских акаций
Охватило пространство вокруг…
Может быть, среди родственных наций
Мне душевный отыщется друг.

Сразу стану смелей и сердечней
И на доброе слово щедрей —
И пускай не поклонится встречный,
И не греют огни фонарей.

Расскажу о любви своей детской,
О горчайшем соцветье скажу,
Что под лиственной занавеской
Отдыхать превосходно стрижу.

Пчелы, в хлопке порывшись цветущем,
Разнесут по равнине пыльцу.
Есть такое в луче всемогущем,
Что любому подстать мудрецу.

Расскажу и о городе старом,
Чьей эмблемой бывала арба…
Что верблюжьим считается даром
Жировая копилка горба.

О минутном стрекочет кузнечик.
Людям трудные помнятся дни
По ночам на поверхности речек
Все огни и созвездья видны.

039

Вдалеке, словно груди планеты,
Белизну излучают хребты.
Родники там блестят, как монеты,
Голубыми алмазами — льды.

Изумишься сверканию капли,
Чистоте полуночной росы,
Уморительной важности цапли,
Желтизне недотроги-осы.

Красота — это сущность планеты,
Малой искры во млечной пыли.
В каждом листике спят самоцветы,
В каждом чувстве — богатство земли.